20 дней в зоне
Журнал «Forbes» признал это место одним из «суперэкстравагантных туристических мест, где можно отдохнуть и увидеть то, чего нет больше нигде в мире»... Это для них зона вокруг Чернобыльской АЭС — как развлечения в Диснейленде, а для нас, украинцев, Чернобыль — это огромная трагедия. Смерти, искалеченные жизни родных и близких... Как ни прискорбно, но многие украинцы, особенно молодые, не осознают масштабов катастрофы 26 апреля 1986 года и ее последствий. А жаль, ведь скоро нам даже некого будет благодарить за, как это пафосно ни звучит, спасенное человечество. Иван Збанацкий из Чемера Козелецкого района — один из тех, кому мы обязаны нашим настоящим.
* * *
Вспоминать те 20 дней, которые он провел в радиационном плену, 59-летний Иван Збанацкий не любит. Всю жизнь этот на первый взгляд полный сил человек борется с последствиями полученного облучения.
— 27 апреля того года в нашей семье был праздник—дочери Танюше исполнилось два года. Застолье, поздравления, улыбки... Тогда мы еще ничего не знали. Все изменилось буквально через два дня, — начинает свой рассказ Иван Михайлович. — Около трех часов ночи 30 апреля в окно дома, в котором жила наша семья, постучали - дежурная машина из колхоза, в которой были представители сельсовета, собирала по селу молодых мужчин. Ничего не объясняли, сказали только: «Военная тревога». Мы должны были взять с собой документы (паспорт, военный билет и водительское удостоверение) и еду на трое суток. Собрали всех около сельсовета, рассадили по машинам и повезли в район. Никто не отнекивался и ничего не спрашивал — мы же были военнообязанные. Из райцентра всех сразу же направили в Чернигов.
Там нас разделили на две группы - одну переодели в военную форму, посадили в «Уралы» и повезли в Гончаровское, а другую... отправили домой. Мне «повезло» - я единственный из чемерцев поехал в Гончаровское. Но там мы не пробыли и дня. Как только прибыли, солдаты выгнали из консервирования БРДМы (бронированные разведывательно-дозорные машины. — Aвт.), которые мы, водители, должны были принять. Сказали, что едем в Чернобыль Иваньковского района Киевской области. А вот что мы там должны делать, не сказали.
Расквартировалась гончаровская часть в поле под селом Ораное Иваньковского района.
— Даже не помню, были ли тогда какие-то посевы на полях, — задумывается Иван Михайлович. — Приехали мы под вечер, спать легли прямо в машинах, потому что и палаток у нас не было. На второй день нам наконец объяснили, что случилось, да и то бегло: на АЭС авария, поэтому будем работать в Чернобыле. Всем выдали повязки на лицо (местность была песчаная, при разговоре в рот забивался песок) и небольшие дозиметры, которые как авторучки крепились к нагрудным карманам, - их шкала показывала от 0 до 50 рентген. И каждому озвучили задачу.
* * *
А в это время родные Ивана Збанацкого в Чемере не находили себе места. Односельчане, которые через день вернулись домой, не знали, куда и зачем отправили других ребят.
— Я бегала по селу и расспрашивала каждого, кого забрали той ночью, но все только разводили руками, — вспоминает жена Ивана Збанацкого Ольга Ивановна. — Сколько слез мы со свекровью пролили - не рассказать. В конце концов я решила пойти к гадалке. Была в нашем селе одна старушка, которая могла ворожить на картах. Она не отказала - раскинула колоду и говорит: «Скоро будет тебе от мужа какая-то весть. И расходы будут, но небольшие. А жизнь его на колесах». На следующий день от Вани пришло письмо... В разгар рабочего дня (я тогда работала няней в детском саду) позвонили с почты, я отлучиться не могла, а так хотелось побыстрее узнать, где муж. Попросила, чтобы девочки сами открыли то письмо и прочитали. Так нам стало известно, что Ваня в Чернобыле. Кстати, после приветствия письмо начиналось с фразы: «Жизнь моя на колесах», а дальше муж просил выслать ему три рубля,
— Ведь мы, когда туда ехали, ни вещей с собой никаких не брали, ни денег. В первые же дни ничего для проживания под Чернобылем обустроено не было. Ни палаток, ни душевых, ни даже умывальников, не было у нас и личных средств гигиены, вот те три рубля и были нужны на мыло, зубную пасту и щетку, — уточняет Иван Михайлович. - Да что там говорить, даже листа бумаги не было, чтобы написать родным. Когда мы ехали в Чернобыль, БРДМы почистили - забрали всю «начинку», но в одной из пустых секций я нашел книжку-инструкцию от машины, вырвал из нее самый чистый лист, на нем и написал письмо. Еще одна моя находка — секундомер — до сих пор хранится у меня. Все время он лежал в Ораном в моих вещах, пока я был в зоне, и вместе со мной приехал домой. Рука не поднимается его выбросить. Хоть это и напоминание о самой плохой странице в моей жизни, там он постоянно как будто говорил, что мое время еще не отсчитано, что все еще впереди... - Иван Михайлович ненадолго задумывается и продолжает: — Большую часть времени я проводил в своем БРДМе. Сначала попал в роту химиков. Возил их по селам, которые находились за Припятью. Химики брали на анализ воду из рек. Правда, набрать ее с самого дна не выходило, сильная радиация шла. Было так: зачерпнули, закрутили банку - и быстрее убегать. А 10 мая меня забрали в Чернобыль, под самую станцию. Перед этим дали выпить какие-то таблетки. С 11 по 16 мая я возил под реактор смены шахтеров, которые пробивали котлован под реактором (позже в него заливали бетон). На то время реактор уже не горел и не дымил, но был полностью развален, вокруг него валялись огромные куски бетона. Базировались мы в доме управления, который находился совсем рядом с четвертым реактором, - одна-две минуты езды. Мой выезд был через каждые пять минут. Я оставлял под реактором смену, ехал назад, буквально за две минуты должен был принять душ и переодеться и отправлялся назад: одну смену оставлял, другую - забирал. Работать более пяти минут под реактором им не позволялось. Я же катался туда-сюда целый день... Радиация ощущалась — постоянно болела голова, тошнило, в теле была слабость. 16 мая мне и другим водителям сказали, что должны возвращаться в свои части. Вечером я привез последнюю смену и отправился в Ораное. По дороге машину раз десять мыли, но когда уже ночью я прибыл на место, около части меня остановили. Дозиметрист проверил БРДМ, и в часть я зашел уже без машины - ее отправили на захоронение. До 20 мая я еще находился в Ораном - помогал ремонтировать другие машины, так как своей у меня уже не было. Потом нас отправили домой.
— А как велось медицинское наблюдение?
— Таких, как я, врачи не обследовали. Обследовали только тех, кого забирали вертолетом в Киев. Сами понимаете, о ком говорю. Если их до Киева довозили, то потом отправляли самолетом в Москву. А нас просто отпустили, и все.
— Кто же тогда знал, что такое радиация! — качает головой Ольга Ивановна. — Мы все безгранично радовались, что Ваня вернулся, а вскоре начали ощущать последствия тех 20 дней. Первое, чего не могли не заметить, - у мужа посыпались зубы. Они просто шатались в разные стороны, и их можно было вытащить голыми руками. А Ване же было всего 25! Потом начались и другие проблемы со здоровьем, походы к врачам. Перечислять болячки Вани нет смысла, потому что их целая куча. Чтобы связать это с пребыванием в зоне Чер-нобылькой АЭС, нам самим приходилось выискивать документальные подтверждения, просить справки, копаться в архивах. Сейчас по документам у Вани суммарная доза облучения - 25 рентген (в первые полгода после аварии суммарная доза облучения мобилизованных не должна была превышать 22 рентгена, офицеров — 25. Через полгода дозы уменьшили — до 11 и 16 рентген соответственно. — Авт.). Но это без тех шести дней под реактором - документов о том, что он там находился, мы так и не добились...
* * *
- О таких, как мой отец, сейчас уже почти и не вспоминают. Каждый год, когда подходит годовщина аварии на Чернобыльской АЭС, у меня просто разрывается сердце - мы же обязаны ликвидаторам своей жизнью! — говорит дочь Ивана Збанацкого Татьяна, с которой мы общаемся отдельно. — Знаю, что папа не любит, когда ему напоминают о тех днях, когда сочувствуют, когда расспрашивают, но должен же хоть кто-то сказать ему слова благодарности за тот подвиг. Так как это подвиг! Конечно, тогда, в 1986-м, я была совсем маленькая, поэтому ничего не помню. Уже когда стала школьницей, начала понимать, что папе не просто так приходят вызовы на какие-то медицинские обследования. А потом случайно услышала, что ему дали вторую группу инвалидности. Это звучало страшно, я ведь думала, что только старики бывают инвалидами. Не знаю почему, но тема Чернобыльской катастрофы всегда была в нашей семье закрытой. Когда кто-то ненароком вспоминал о тех событиях или подходила очередная годовщина со дня трагедии и по телевизору показывали тематические ролики, мне казалось, что папа сердится. И было чего! Уже позже я узнала, что вторую группу инвалидности ему дали на определенный срок. После окончания этого срока он должен был проходить соответствующую врачебную комиссию для подтвер>кдения группы. Крайне больно было услышать, что на очередном приеме лет 20 назад глава комиссии потребовал у папы за группу инвалидности определенную сумму. Такой обиды и унижения он выдержать не смог, поэтому забрал свои документы и, не завершив прохождения комиссии, вернулся домой. Я спрашивала, почему он не поругался, не пожаловался в соответствующие органы? Объяснение оказалось достаточно простым: «Таня, когда нас забирали, то сказали, что едем на несколько дней и ничего страшного не будет. Я множество раз был рядом со смертоносным реактором! За что же я должен платить? За потерянное здоровье? За то, что сейчас никто не берется меня оперировать? За то, что больше не смог иметь детей?» Сказать, что мне было больно это слышать, - ничего не сказать. Та горечь осталась в душе навсегда. Я настояла на обследовании, и папа все-таки получил третью группу инвалидности бессрочно. Сколько лет прошло, а тема Чернобыльской трагедии для нашей семьи все такая же горькая. Да, моего папу не награждали орденами, не давали ему медали, не выделяли среди других, не присваивали громких званий. Но он не просто мой папа! Как и тысячи других, он - забытый ликвидатор аварии на Чернобыльской АЭС, которому я низко кланяюсь за всех, как герою!
Екатерина Дроздова, «Гарт» №17 (2925) от 25 апреля 2019
Хочете отримувати головне в месенджер? Підписуйтеся на наш
Telegram.