В ЛОГОВЕ АЛЛАДИНА

Хмурый вечер октября 1995 года. После бурной пьянки на 4-м этаже редакционно-издательского комплекса в опустевшем прокуренном кабинете Коки Анисимыча Небылицы кроме хозяина остались двое – я и задремавший на стуле Борис Максимыч, который уже вряд ли мог дойти домой без посторонней помощи. Небылица молча разлил остатки "Черниговской особой" по стаканам и передал один из них мне. Выпили. Вместе с последними каплями "Особой" в душу прокралась та особенная тоска, которая бывает по окончании шумных мероприятий.

И тогда мрачный Небылица внезапно шарахнул кулаком по столу и прорычал своим гулким басом, подобным раскату грома:

– Кочергу! Полцарства за Кочергу!

– Идём на свет волшебной лампы, – добавил Анисимыч и, увидев, что я ничего не понял, добавил фразу, которая ничего не прояснила. – Проведаем Кочергу. 

Обитель загадочного Кочерги оказалась в 15-и минутах ходьбы, у кургана Чёрная Могила, в котором, по преданию, был похоронен князь Чёрный, основатель Чернигова. По пути Кока поведал мне о том, к кому мы направляемся.

– Вовка тут лет 5 назад осел. Помотала его жизнь по просторам нашей необъятной. Нахватался он, конечно, знаний таких, что… Иной раз пьёшь с ним, как с академиком – полным дураком себя чувствуешь. А бывает он как-то так ситуацию повернёт, что сразу ясно: ну свой же, свой в доску и ближе друга у тебя на свете нет. И главное, я же догадываюсь, что это у него игра такая. А зачем? До сих пор понятия не имею, какой он настоящий. Нет, это не голый понт, тут что-то абсолютно иное… Несколько лет мы знакомы, в разных передрягах были вместе, а он при каждой встрече не такой какой-то, разный… Снаружи вроде бы тот же, а внутри то один, то другой, то вообще непонятно какой. Ну, как тебе объяснить? Если повезёт – сам увидишь.

С его слов выходило, что данный персонаж – личность настолько неординарная, что и проживает он не как все нормальные люди в доме или квартире, а… внутри электроподстанции. Её ещё именуют трансформаторной будкой.

– Да ты не переживай! – успокоил меня Анисимыч. – Там оборудование давно демонтировано. Самые опасные предметы – это Володькина бритва и кипятильник. Ну, конечно, от его главного оружия – острого языка – никто не застрахован. Даже я. Он, вообще-то, как и мы – художник. Так что человек, в принципе, мирный. Но ты при нём лучше помалкивай. Захочешь чего спросить – спрашивай у меня. Просто так, на всякий случай. 

– А Кочерга – это фамилия или кличка? – спросил я.

– Кочерга – это бич Божий. – серьёзно сказал Небылица, внимательно посмотрев на меня.

Мы подошли к высокому и узкому кирпичному строению, тёмной башней высившемуся подле зловещей могилы князя Чёрного. Обычная трансформаторная будка, на которую днём я не обратил бы внимания. В этот поздний час она казалась эдакой сradle of filth, куском старинного замка с привидениями. Мысленно я укорил себя за то, что безотчётно нагнетаю ситуацию, хотя ничего страшного ещё не произошло. Но если что…

Тяжелая деревянная дверь будки резко распахнулась, со страшным треском ударившись о стену. На нас хлынул яркий поток света. И из этого потока раздался весёлый звонкий голос, казалось принадлежавший человеку примерно моего возраста (в ту пору мне было 25):

– Полюбуйтесь! Легки на помине! Только про них подумал и на тебе – занесла нелёгкая! Входите, присаживайтесь – в ногах правды нет, но правды нет и выше!

Голос показался мне знакомым. Ну, конечно! Человек с этим голосом сегодня уже был у Анисимыча. Он заходил в разгар возлияний, устроенных в небылициной мастерской, негромко поздоровался, сходу махнул стакан, предложенный кем-то из гостей, перекинулся с Кокой парой слов и вышел, забрав с собой чью-то блондинку.

Я поймал себя на мысли, что он не похож ни на кого из известных мне людей. Удивительно, но спустя много лет это впечатление не поменялось. При кажущейся внешней простоте его типаж остаётся по-прежнему уникальным. Очевидно, это некое свойство, присущее специальным личностям, их своеобразная визитная карточка. Однажды я видел шарж на Хэмфри Богарта, где все черты лица были сильно искажены и преувеличены. Это был единственный раз, когда в изображении мне почудилось нечто, неуловимо и отдалённо напомнившее художника Кочергу.

Мы вошли в тесное, ярко освещённое помещение с очень высоким потолком и белыми стенами, из которых на разной высоте торчали крюки и кронштейны. Внутри пахло куревом, сухим деревом, масляными красками и уайт-спиритом. Привычный запах мастерской подействовал успокаивающе. Будка Кочерги уже не казалась мне колыбелью кошмаров, и я с интересом стал разглядывать её убранство.

По стенам было развешано множество вырезок с белокурыми красотками, преимущественно, из зарубежных эротических журналов и газет 60-70-х годов. Между ними попадались чёрно-белые фотокарточки с аналогичными красотками и какие-то карандашные почеркушки с женскими профилями и другими, весьма откровенно обозначенными, прелестями прекрасной половины человечества, сделанные, судя по единому стилю исполнения, рукой хозяина помещения. Невооружённым глазом было видно, что Кочерга фанатеет от блондинок с объёмными формами. Местами, среди рисунков и фотографий попадались изображения пауков в коронах и мантиях. Ещё там были цитаты, написанные аккуратными печатными буквами на разноцветных клочках бумаги. Запомнилась та из них, что висела выше других, и была написана красным фломастером на большом обрывке ватмана:

"Мы должны защитить существование народа и будущее детей, чтобы красота Белой Женщины никогда не исчезла с лица земли!" (Дэвид Лэйн)

На маленьком шахматном столике, притулившемся в углу будки, в прозрачной пластиковой коробке покоилось тело большого, чёрного и мохнатого паука-птицееда, украшенное короной из белой фольги и блестящей пурпурной мантией. В этой инсталляции было что-то отталкивающее и завораживающее одновременно. Я хотел было проверить настоящий ли это паук или игрушка, но, заметив отрицательный жест Небылицы, не стал этого делать.

Среди покрывавшей стены мешанины из грудей, задов, ручек, личик, ножек, ляжек и посвящённых этим деталям цитат диссонансом выделялся коллаж "Ваша лампа, товарищ Алладин!", сделанный на основе пожелтевшего советского плаката.

– А почему имя "Аладдин" написано с ошибкой? – спросил я Небылицу, помня о его наставлении.

– Никакой ошибки. – ответил Кочерга уже не юношеским тенорком, а хрипловатым баритоном. – Смысл в том, что зеленоглазый Хидр одалживает волшебную лампу, содержащую светоч Разума, тому, чьё имя означает "Аллах один". Тому, кто в одиночку, с именем Всевышнего на устах, смело скользит в потёмках мировой Vagina Dentata, высекая божественный огонь, каждая искра которого обращается в крупицу золота 666-й пробы и тут же оседает в небесном оффшоре. Вспахивая нефрит долговой ямы Познания, Алладин отрабатывает свои долги, в том числе и заём, полученный от Хидр-фонда. Он должен спешить, ибо смертному неведом день и час, когда папаша Хидр включит свой гамбургский счётчик и тот накрутит бедному пахарю такие астрологические проценты, которые, при хорошем раскладе звёзд, удастся полностью погасить лишь в следующей жизни.

– И вообще, если кишка тонка, лучше ею ни в какие стоматологические вагины не лазить. – продолжал Кочерга, заваривая чай. – Сиди себе премудрым пескарём в обнимку с лавашом и вискарём, и в дней коловращении беспечном жизнь проедай, как таракан запечный… Как сказал прославленный муршид Шекспир-ага в 19-м сонете: "Аллах один и путь един: кого eбём – тех не едим".

– Так что пусть всё идёт, как идёт, а куда оно там придёт – это нам глубоким пpoeбом, – подытожил он, подавая мне и Небылице по горячей эмалированной кружке.

Я вопросительно посмотрел на Анисимыча, а тот, в свою очередь, обратился к Кочерге, будто бы возобновляя недавно прерванный разговор:

– Короче, киряли мы сегодня в мастерской, а с нами Лана, подруга одного комерса. Роскошная такая, сисястая. Посмотрела она на Максимыча и говорит: "Кто много выёбывается, тот мало eбётся". Я задумался. Думаю, ниxyя себе, обратное тоже ведь справедливо – кто много eбётся, тот мало выёбывается. Я понял, что вот она, разница между искусством и творчеством: выёбываться – это искусство, а eбаться – это творчество. А бог любит тех, кто играет. Потому что те, кто играет, входят с ним в процесс сотворчества. При этом нужно понимать, что современный художник – это стопроцентный еретик, потому что он нарушитель законов. То есть он исследует законы божеские, нарушая человеческие. Поэтому ему нет нужды оправдываться, ибо во внешнем мире ему нет оправдания.

В лице Кочерги вдруг что-то переменилось. Он медленно обвёл нас мутным взглядом пьяного человека и уронил голову на грудь, словно не в силах держать её вертикально, и как будто даже уснул. Мы в недоумении переглянулись. Затем – пардон за пафос, но именно так это выглядело – он взметнул на нас яростный взор горящих очей. В этом пылавшем взгляде чувствовалась такая непреклонная решимость и сила, что наш хмель мигом улетучился, мы выпрямились и воодушевились, готовые сию секунду выскочить из-за стола и отправиться за вожаком, каковым в то мгновение казался Владимир. Впрочем, сейчас я описываю всё-таки свои личные впечатления. Но в тот вечер у меня была отчётливая уверенность, что Небылица чувствует то же самое.

– Не дошло? – с хитрой улыбкой спросил Кочерга. – Ладно, братцы-кролики, зайду с другого бока. Главное в нашем деле – знать про глаза крокодила. Сумеешь до них достать, тогда есть шанс остаться в живых. Спокойно, ща всё объясню. Вынужденные проживать в Австралии аборигены, как "Отче наш" помнят одну простую вещь – если тебя ухватил крокодил, ударь его в глаз. Тогда он разинет пасть и некоторое время будет держать её открытой, а ты успеешь убежать. Даже если он схватил тебя за голову – нет проблем! Бей на ощупь, но сильно и точно. Всегда срабатывает.

Суть в том, что когда Смерть выцеливает жертву, та впадает в особое состояние, типа трансового. Крокодил и очарованный дурак в нулевой карте Таро – про это. Штука в том, чтобы выйти из одного состояния в другое, из жертвы в героя. Но факта перехода недостаточно. Для Смерти всё едино, что великий герой, что унылый поц. Нужно сделать так, чтобы Смерть отстала. А отстанет она тогда, когда перестанет видеть свою цель. Самый быстрый способ – изо всех сил засандалить ей в глаз. Он у неё один, не промажешь. Первый удар – поступок. Неожиданный, странный, абсурдный. Поступок с большой буквы Пэ. 

Вспомните, например, в "Гусарской балладе" была песенка и там слова: "Однажды смерть-старуха пришла за ним с клюкой – её ударил в ухо он рыцарской рукой". То есть как-то так. Или, допустим, были на Руси так называемые священные пьяницы, которые умели упаивать Косую до состояния "смерть сама боится смерти", что тоже отражено в соответствующей песенке про мертвецкую пьянку, устроенную одним долгожителем, которого племянник князя Мухосранского впоследствии вывел в своей книжке про замечательных людей.

– Нынче подобный забег в ширину только Коке по силам. – Кочерга лукаво прищурился и глянул на Небылицу.

– Сегодня Косую уже не потяну, – ответил мой наставник, беря кружку. –  Но это не повод отвлекаться от расколдовки. 

Кочерга одобрительно кивнул и удивительный вечер продолжился на бодрой и высокой ноте "до" второй октавы.

...

Примечание: алладинский плакат Кочерги воспроизведён при помощи памяти и Фотошопа.