Легенда о тринадцатой пушке

Честно говоря, не бездельничай я в тот чудесный майский день 1995 года, и не надумай я от нечего делать с утра зайти на работу к Онисимычу, то вряд ли мне там встретился бы поддатый Максимыч — неисправимый оптимист, журналист, чемпион по скоростному разгадыванию кроссвордов. И меня бы не то, что не заинтересовала легенда о тринадцатой пушке — да я бы о ней вообще ничего не знал!

Теперь, к сожалению, знаю.

— О-о-о, Олежик, солнце ясное! Привет, старик! Проходи, дружище, проходи! — громогласно приветствует Борис Максимыч, хитро щурясь на хозяина кабинета. — Кока, юнга на борту! Прикажешь окропить донышко?

— Прикажу заткнуться и не кудахтать мне в ухо. Спугнёшь мысль, — басит Николай Онисимыч Небылица, уткнувшийся с карандашом в кроссворд журнала «Наука и жизнь». Такой же журнал лежит на колене Максимыча.

— Друг, прекращай ты вот это вот своё... При ученике...

— Боря, язык в жопу, — дружелюбно пыхнул в коллегу табачным облачком Онисимыч, не поднимая глаз от кроссворда.

Соблюдая здешний политес, коротко здороваюсь и присаживаюсь не к столу, а на свободный стул поодаль. Кабинет-мастерскую Онисимыча потихоньку затуманивает седой мальборовский дымок, за которым, почти не прячась, лениво витает злой дух водки «Экстра», изгнанный из одноимённой марки спирта.

Правда, для кого злой, а для кого и животворящий. Опытному посетителю (то есть мне), знакомому с нравами и обычаями, устаканившимися в кокином кабинете, блеск глаз и задорный румянец на щеках компаньонов говорят вот о чём:

Онисимыч с Максимычем заседают примерно с восьми утра
(я пришёл без пяти девять, а они подшофе, однако свежи и гарцуют молодцевато).

Выпили одну бутылку. Вторую или не открывали, или только начали
(в ауре мастерской запах спиртовых паров пока слаб, а перегар почти неощутим).

Их жёны уехали
(а то с чего вдруг оба ни свет ни заря прискакали на работу?).

Уехали недавно
(ибо «Экстра» припасена загодя, с вечера, и никак иначе. У Коки оная тинктура пьётся по особым случаям да под хорошее настроение. Если бы её приобрели вчера днём, до сегодняшнего утра она бы не дожила — не та публика здесь пасётся. А начинать Великое Холостяцкое Попоище с адского зелья, которым единственным можно разжиться в столь ранний час, когда им барыжат таксисты и алкобабуси — не комильфо).

— На чём ты застрял? — спросил Максимыч.

— Нулевой элемент периодической системы, — Небылица посмотрел на меня. — Здравствуй, Олег. Ты извини, что сразу не поприветствовал. Сам видишь: пар из ушей, искрят извилины. Умственный забег в ширину на все четыре стороны.

Когда-то давно, ещё был жив Брежнев, друзья придумали себе забаву: соревноваться, кто быстрее решит кроссворд. Договорились брать только самые трудные. Такие в советское время чаще всего публиковались в «Науке и жизни». Проигравший, понятное дело, проставлялся.

В то утро им попался кроссворд химический. Борис его благополучно одолел незадолго до моего прихода, а Кока, судя по заполненным клеткам, буксовал у финишной черты.

— Нулевой элемент? Такой вообще есть? — спросил я.

— Старик, ты не знаешь про нулевой элемент? — встрепенулся Борис Максимыч. — Про субстанцию, которую древние черниговские алхимики называли недостаниум?

Я отрицательно покачал головой.

— Ой! — спохватился Максимыч и запоздало прикрыл рот рукой. — Язык мой — враг мой! Коля, надеюсь, я не выболтал подсказку?

— Нет, Боря. Тут на одну букву больше. Так ты действительно не в курсе про элемент, о котором все знают, но никто не может достать? — Небылица посмотрел на меня с нескрываемым любопытством, как обычно глядят на экзотическое животное в зоопарке.

Я был вынужден признать, что да, не в курсе.

— В Таро он соответствует Шуту, нулевой карте, — доверительно поведал эрудит Максимыч. — А, к примеру, тот же Ломоносов утверждал, что некий анонимный итальянский алхимик подарил ему маленький кусочек сего элемента, который наш поморский самородок по глупости растворил в королевской водке...

— В царской водке, — поправил Небылица.

— Михайла Василич называл алкагест королевским, — отбил поправку Максимыч. — А прославленный тёзка нашего Коки по имени Коля Фламель ещё чёрт знает, когда, в четырнадцатом веке, придумал целую книгу средневековых комиксов. О том, как вырастить абсолютно нулевого Красного Льва у себя на кухне. Кроме того, если сопоставить легенду о тринадцатой пушке и предание о том, что наш город стоит на...

— Борис, не гони лошадей, — вклинился Небылица. — Николя Фламель никогда ничего не рисовал. Он книжками торговал, пока не выдурил «Немой папирус» у какого-то пейсатого. И то пол-жизни просрал, разгадывая закорючки, пока к нему во сне не явились, задолбавшиеся ждать, ангелы и не вручили на блюдечке ключ от шифра.

— Так, теперь, пожалуйста, ты меня послушай, — перебил Борис Максимыч.

— Погодите, речь о философском камне? — спросил я.

Спорщики смолкли и уставились на меня.

— Слово, которое вы ищете — синоним философского камня?

— Да, — ответил Онисимыч.

— Орихалкум.

Небылица поглядел на пустые клеточки кроссворда.

— Надо же, мне бы в голову не пришло назвать философским камнем сплав, из которого ковали меч Александра Македонского и виману Гильгамеша.

— А про тринадцатую пушку пришло бы? — многозначительным тоном спросил Максимыч.

Этот вопрос Небылица почему-то проигнорировал.

— Вобщем, орихалк сюда не подходит, буквы не хватает.

— Орихалкум, — уточнил я.

— Хум с ним! — резюмировал Небылица, откладывая журнал в сторону. — Не подходит и ладно. Накатишь с нами?

В знак согласия я подсел к столу.

Больше, ни в тот день, ни в последующие, ни Небылица, ни Максимыч не вспоминали о тринадцатой пушке. И я бы о ней, как о многом другом, благополучно забыл, если бы спустя несколько лет эта история не получила неожиданное продолжение...



.