День Z. Суббота. (зомбимысли)

 …я обернулся и еще раз посмотрел туда опять.

Нет, не показалось. На меня действительно смотрел какой-то странный человек, в лице которого неуловимо проблескивали знакомые черты, напоминающие что-то такое далекое и родное, потерянное, уплывшее, ускользнувшее в прошлое. И в то же время на этом отвратительном лице лежала печать распада и увядания, напоминающая набухшие осенним дождем опавшие листья.

Тяжелые веки нависали как тучи над его пустыми, смотрящими сквозь меня бесцветными глазами. В уголках потрескавшихся, как высохшая летняя лужа губ, белела застывшая пена, глубокие, как осенние овраги морщины, увлажненные то ли потом, то ли непонятно откуда взявшимися слезами, прорезали его лицо, обильно поросшее серебристой щетиной.

Он не пугал меня. Эти его веки, прикрывшие опущенные вниз уголки его глаз с обеих сторон, предавали ему скорее печальное, чем устрашающее выражение.

Он грубо матюкнулся и тогда я действительно испугался. Не мата, нет, этим меня не устрашишь. До этого, я понимал, что я узнаю его, как только он заговорит, но никак не предполагал, что его голос будет такой страшный, рычащее-трубный, зловещий, глухой, как будто доносился из-под земли, и в тоже время совсем рядом. Настолько рядом, что я даже почувствовал дрожь своего тела от вибрации этого голоса.

- Господи, прости и помилуй, - прошептал я, посмотрел на часы (было семь пятнадцать утра) и наконец, отвернулся от зеркала.

По-моему, у Монтеня есть изречение, что если вы видели полную смену времен года, то тогда вы видели уже все, большего вы уже не увидите. Что же я еще не видел в этом зеркале?

Не то что бы болела голова или сильно сушило, но по старой заведенной еще в буйные годы привычке я пошлепал босыми ногами к холодильнику, который манил меня, словно я был туристический магнитик.
* * *
Он позвонил мне в пятницу вечером, значит, было совсем некому звонить. Одноклассник, с которым мы часто виделись, всегда перебрасываясь, как жонглёры, дежурными фразами о жизни, о совместных знакомых и политической обстановке в стране.
- Слушай, выручай,- говорит он мне в трубку.- Нужна машина, на завтра, на восемь утра. Тут недалеко за город и обратно смотаться.
- Хорошо, не вопрос, только два условия,– отвечаю я.
В трубке, после тяжелого вздоха чуть-чуть не родился мент, но мой товарищ вовремя спохватился.
- Какие?
- Во-первых, ты сядешь за руль, бо я с бадуна не водю, - проговорил я.
- Без базара, - говорит он. – А второе?
- Второе, в машине будет играть только радио-рок.
- Да, блин, не вопрос, слушай что хочешь. Спасибо брат, реально выручил.
* * *
Было примерно полвосьмого утра, когда я вышел на улицу. На улице, кроме тишины никого не было. Было очень странно. Нереально странно. Чтобы не напугать спящий город я пустынными дворами прокрался к остановке.

Широкий, величественный проспект пугал меня своей сияющей тишиной и мертвецкой пустотой. Я легендарно чувствовал себя Уиллом Смитом гуляющим по опустевшему Нью Йорку. Как в 3 D (или даже 4D, лучше было конечно 5D, но вчера), кино/

На остановке, как-то нелепо изогнувшись широко открыв рот, зевал словно герой известной картины Мунка потрепанного вида мужчина средних лет.

Рядом на лавочке скрестив руки перед собой, сидел с отрешенным взглядом пересекающим проспект какой-то Революции (Октябрьская была толерантно вычеркнута во времена Перемен, но так и осталась в умах, а какую революцию подразумевали реформаторы осталось не понятно, но ведь не французскую-же в конце концов), в голубых, затертых джинсах, сидел демон, персонаж Врубеля, лохматый молодой человек.

Где-то возле круглосуточного магазина Прохлада стояла еще одна одинокая фигура, напоминающая горниста перед выездом в пионерлагерь, только вместо горна он держал темную бутылку. Мне вспомнился одиозный Сид Баррет из Пинк Флойд, с его раздвоенным, мутным от ЛСД изображением на первой пластинке группы Трубач у врат зари.

Когда я понял, что они не замечают меня, понимая, что я один из них, я приблизился. Мне вдруг стало весело оказаться в голливудском зомбиленде и я улыбнулся. Зевающий мужчина мутно посмотрел на меня и предусмотрительно зашел за ларёк. Демон словно завороженный смотрел поперек проспекта. И как только у меня начали появляться зомбимысли, из холодного тумана скрипя и лязгая железом вылетела маршрутка.

Грязная («пол восьмого утра , а уже грязная – точно зомби») и шершавая ладонь невидимого водителя забрала деньги и небрежно швырнула их на торпедо.

В маршрутке сидела пожилая женщина с большой авоськой в позе мыслителя Родена, подперев подбородок рукой («очень странная поза для проезда в общественном транспорте»). Она только на секунду повернула на меня одни глаза, в которых отражалось безумство Камиль Клоде, когда она узнала, что Роден ворует ее идеи. Наверное, она специально сидела в такой позе, что бы как-то отмстить Родену. Или своему мужу, который сейчас, наверное, мирно спит выпуская миазмы перегара словно на ипрском выступе. Где-то у Гончарова я когда-то прочитал, как одна из героинь сказала, что быть умнее мужа грех. Вот поэтому, думал я, сидеть в такой позе тоже грех. Что с них взять какие зомбимужья - такие и зомбижёны.

Когда я вышел из маршрутки начало светить солнце, но дороги по-прежнему были пугающе пусты. Из-за поворота вырулил велосипедист, скрывающий свое лицо под капюшоном. Я уже перестал удивляться странностям. Он был без руки. Левая, красная как адское пламя рука сжимала руль. «Призрачный гонщик», - подумал я, но когда велосипедист поравнялся со мной, я увидел, что вторая рука его прячется в комке одежды.

Холодно, подумал я и тут же поймал себя на мысли, что это уже не зомбимысли. Мысли уже следовали привычному пути.
Но и я сейчас следовал привычному пути, даже не осознавая этого.

И вчера я проследовал обычным путем, даже не помня как.

А некоторые и живут так всю свою жизнь, не помня как. Как в Матрице. И черный парень ни предложит нам разноцветных таблеток, а если и предложит, то мы и так понимаем, что эти черные парни продают. Или принесет, а мы выбираем не ту, а именно ту, которую продают все черные парни мира, а как узнать именно того черного парня, который именно тот?

Или не последуем за белым кроликом, потому что мы все читали Луиса Кэролла, слушали Эллиса Купера, и знаем, что клеймо на плече может быть только у Миледи де Винтер, да Шерри Мун Зомби, подружки Роба Зомби. И не какой ты не Нэо, поскольку Нэо не могут быть все, так же как и счастье не может быть процессом. А простой ты мистер Смит, со всеми своими недвижимостями, движемостями, семьями, детьми, родными и близкими нам Смитами, которым есть что терять.
И имя нам легион.

А если зомби живут, значит они живые. Помните как у Цицирона? То, что не может произойти, никогда не произойдет. То, что происходит – не чудо. То есть чудес не бывает. Чудес нет, а есть жизнь, смертельная болезнь, вакцины от которой еще не придумали.

А Нэо легко спутать с дао.

Когда я завел машину Children of Bodom зловеще заревели Oops!… I Did It Again...