Маня-анархия (демоническая женщина 8)

 


Мария Григорьевна Никифорова – легендарный предводитель анархистов на Украине.

Именно она, дочь офицера, убежала из дома в 16 лет, с анархистом, бросившем ее через некоторое время.
Именно она мыла бутылки на ликеро-водочном, работала прачкой, торговкой, нянькой, пока в 1905 году не занялась идеологическим террором.

Именно она, став участником группы анархистов-безмотивников, брала кассы в Александровске, бросала бомбы в кафе Либмана в Одессе, взорвала поезд у Никополя, бомбардировала купейный вагон под Херсоном, взрывала администрацию заводов.

Именно она бежала из тюрьмы и перебравшись из Владивостока в Японию, потом в США, потом в Испанию, потом после неудачного ограбления банка и ранения в Барселоне во Францию.

Именно она была одной из лучших учениц Родена, а потом после начала Великой войны, первой женщиной-эмигранткой, закончившей офицерскую школу и направленной по собственному желанию на фронт, в Грецию.

Именно она, вернувшись в 1917 году в родной Александровск (Запорожье) благодаря своим ораторским качествам и безжалостной экспроприации чужих денег стала во главе городской фракции.

Именно она, разоружала гарнизоны, расстреливала офицеров, националистов, евреев, большевиков, наводила кровавый порядок в Александровске, Харькове, Екатиринославе, Елизаветграде (Кировоград) была соратницей Махно и союзницей Антонова-Овсиенко.

Именно она, арестованная большевиками в Таганроге за безпридел, расстрелы и грабежи, была вынесена на руках из тюрьмы соратниками, направившими дула бронепоезда на город.

Именно ее отряды били немцев под Киевом, большевиков под Царицыным и Воронежом, белоказаков под Брянском и Саратовым, французов под Одессой, петлюровцев под Харьковым,

Именно она лично знавшая Ленина, Троцкого, Каменева, Раковского, Пятакова после ареста видных идеологов анархизма готовила против них террористические акты.

Именно ее группа взорвала здания Московского комитета РКП/б/ в Леонтьевском переулке (Ленин по счастливой случайности опоздал на пленум) и заложила бомбы под Кремль (ЧК раскрыл заговор) .

Именно она вместе с мужем Витольдом Бржостеком отправилась в занятый белогвардейцами Крым (1919 год) создавать полевые террористические группы, с целью взорвать штаб Добровольческой армии, но была схвачена и повешена в Севастополе.

Не многовато ли для 34 лет?

Вот именно эта, легендарная в будущем личность и попала, в юном возрасте (18 лет), в камеру № 8 Новинской женской тюрьмы, в мае (иные говорят в апреле) 1909 года.


Надо сказать, что в этой самой камере сидели 18 женщин, две из которых были уголовницами (остальные политические).

Так же в камере было две девчонки 3-4 лет (дочки уголовниц), которые света белого от рождения не видели, сказки не воспринимали, просто не знали что такое бабака, дедка, курочка, цветочек, корова, трава, играли в надзирательниц и политических, прачечную, проверку (однажды не встали когда в камеру зашла надзирательница - «Нас спросили, почему мы не встанули; мы сказали, что мы политические. И Сияние (кличка надзирательницы) нас прогнала, и мы теперь будем без каши…)

Обстановка в камере была очень благоприятная – все общались друг с другом на вы, изучали науки, помогали больным, писали письма для неграмотных.

Политические готовили побег. Уже обработана была надзирательница (их присылали из Школы тюремных надзирательниц, куда попадали из различных сиротских приютов содержавшихся на деньги великих княжон). Уже на воле приготовлены были платья, изготовлялись дубликаты ключей от камер, изучался распорядок смен, готовились квартиры, фальшивые паспорта, собирались деньги. Кстати активное участие в подготовке побега принимал и Владимир Маяковский (отвечал за одежду беглянок).

И в это время в камеру и определили Маню Никифорову, после Черниговской тюрьмы, где она сидела за покушение на пристава в Стародубе (приговорена к 20 годам).
Маня сразу же перешла со всеми на ты, часто обнимала сокамерниц (это было не принято), базарила по фене, дружила с уголовницами из соседних камер, фривольно общалась с надзирательницами, огрызалась на замечания.

С воли прислали маляву, в которой говорилась, что Маня свой человек, анархистка, на суде держалась неровно, то вызывающе, то истерически рыдая.

Все притихли. Как быть? О побеге, пока не решится вопрос с Маней можно было на время забыть. А може провокатор? Мало ли. Стали наблюдать.

Маня вела себя очень странно, держалась больше особняком, на прогулки выходила редко, стеснялась своей фигуры и внешности ( «старообразное лицо»).

Потом пришла малява от подельника Мани из Бутырки. Он подтверждал, что товарищ проверенный, достойный, «но есть одно обстоятельство, о котором она расскажет сама».

Опа, а шо такое? А шо за обстоятельство?

Кто-то из сокамерниц высказал предположение, что это переодетый мужчина. Сначала посмеялись, потом призадумались. Ненавидевшая Маню Фаня Иткинд () поклялась ее убить, если она окажется шпионом охранки.

Решили попросить поговорить с Маней самую авторитетную Анну Павловну, кубанскую казачку.

Анна Павловна, долго беседовала с Маней в коридоре. А потом просто спросила («корнет, вы женщина?») об этом.

- Действительно мальчик, но история совсем особенная, и не провокатор вовсе, а участвовал в убийстве пристава, потом скрывался в женском платье, был так арестован и осужден; сидел в Чернигове, в одиночке, потом в Бутырках — тоже, знает тех-то, и те знают его, в общем несчастный и просит, ради бога, понять и (простить) пожалеть, плачет, - рассказала потом изумленным сокамерницам Анна Павловна.

Все в шоке.

  И я был, когда читал об этом.


Вот что пишет дальше Екатерина Никитина (Альманах «Каторга и ссылка» №7 1929 год. «Наш побег»).
«Чтобы кончить с Марией Никифоровой — расскажу ее дальнейшую историю: это оказался не мальчик и не девочка, а полного и редкого типа гермофродит — более грамотные из нас скоро об этом догадались и звали его «Оно».

Он не был провокатором, но, конечно, половое уродство сказалось на всей психике — истерической, извращенной и аморальной. За границей, куда он попал после побега, он ориентировался на анархистов, жил странно, то в мужском, то в женском платье, имел соответственные романы, получал какие-то средства. Мы все с ним совсем разошлись.

В 1917 г. вернулся в Россию, очутился среди зеленых и с поездом ездил (под именем Маруси Никифоровой) по Черниговской и Харьковской губернии, жег, грабил, бесчинствовал. В 1919 г. он был арестован и судим в Москве; за него почему то вступился покойный А. А. Карелин, заверив его честное революционное имя. Потом, — через год, кажется, — газеты сообщали, что его снова арестовали на какой-то новой пакости и на этот раз расстреляли.»

Очень странно, что ни кто кроме Никитиной, об этом « ее обстоятельстве» больше не вспоминал.

* * *
Всего знаменитый побег совершили 14 человек (одна из беглянок 22-летняя надзирательница Тарасова, успешно переправленная за границу), троих арестовали в первые два-три дня (шухер был небывалый).




Маяковского взяли, когда он пришел на проваленную явочную квартиру. Пристав спросил его кто он таков и зачем пришел сюда. На что Маяковский ответил:
- Я, Владимир Маяковский, пришел сюда по рисовальной части,
отчего я, пристав Мещанской части,
нахожу, что Владимир Маяковский виноват отчасти,
а посему надо разорвать его на части.