Поездку в Москву к родственникам Катя также воспринимала как возможность «отдохнуть от постоянного невидимого, но рассчитанного гонения» «благодетельницы» тетки.
В Москве у Катеньки появилась подруга — Сашенька Верещагина. Они были соседями. К тому же к Верещагиной сватался дядя Катеньки и тетка охотно отпускала девушку к подруге, наставляя ее всячески расхваливать дядю перед богатой невестой.
В это время Верещагиной было двадцать лет, что по понятиям того времени считалось не «первой молодости». Сашенька обладала саркастическим и ироничным умом, постоянно надсмехалась и подтрунивала над всеми.
У Верещагиной Катенька и познакомилась с Мишелем, который жил также по соседству: «У Сашеньки встречала я в это время ее двоюродного брата, неуклюжего, косолапого мальчика лет шестнадцати или семнадцати, с красными, но умными, выразительными глазами, со вздернутым носом и язвительно-насмешливой улыбкой».
29 марта 1830 г., стало началом увлечения пятнадцатилетнего мальчика «петербургской модницей», как шутя аттестовала Катеньку Сушкову ее подруга Верещагина. Разница в возрасте составляла, два года с небольшим, но разница в общественном положении, предопределенная ею, была гораздо больше. «Мне восемнадцать лет, — говорит Сушкова Мишелю, — я уже две зимы выезжаю в свет, а вы еще стоите на пороге этого света и не так-то скоро его перешагнете».
Боже, Боже, как мы высокомерны! Бедный мальчик запомнит это надолго.
Детство (смерть матери, разлука с отцом, нелегкий нрав бабушки) наложили отпечаток на характер и даже внешность юного Мишеля Лермонтова: он был замкнут, угрюм, желчен, испытывал чувство одиночества, брошенности, разочарование в жизни.
Разбитый безответным чувством надменной светстской львицы Мишель страдает, ищет утешения в увлечении Н. Ф. Ивановой, а затем В. А. Лопухиной.
Приехав в Петербург в 1832 г., Лермонтов уже не думал встречаться с Катенькой. Она же была слишком занята светом и поисками выгодной партии, чтобы вспомнить о своем московском знакомом.
За эти годы жизнь в доме тетушки для Сушковой намного ухудшилась. Ее по-прежнему огорчают бесконечные столкновения с родными. Единственным спасением для Сушковой было выйти замуж. Однако те, кто ей нравился, по-видимому, предложения не делали, а если и делали, то им отказывали родные. Другим женихам, в частности тем, которые нравились тетке, отказывала она сама. Это обостряло конфликты. Чем дольше она ждала, тем больше грозила ей опасность «засидеться в девках», а то и вообще потерять надежду выйти замуж. Так как девушку начинали вывозить в свет в шестнадцать лет, то опасность стать «перезрелой» девицей возникала перед ней уже в двадцать лет.
С момента их последней встречи в 1830 году Лермонтов стал офицером лейб-гвардии Гусарского полка, а за Сушковой прочно установилась репутация кокетки. Она собиралась выйти замуж за Алексея Лопухина, друга Лермонтова. Родные Алексея были против этого брака (ну как же кокетка). О намерениях Лопухина Лермонтов знал из писем Верещагиной, подругой Катеньки. Возможно сама Верещагина будучи влюбленной в Лопухина и «благословила» Лермонтова на спасение «чрезвычайно молодого» Алексея от «слишком ранней женитьбы».
В великосветском обществе Лермонтов был "высокомерен", "едок", "заносчив". В компании сверстников - "любезен, речь его интересна". В своем обществе это был «настоящий дьявол, воплощение шума, буйства, разгула, насмешки». Кроме поэтического таланта, Лермонтов был одарен и удивительной музыкальностью: хорошо играл, сочинял музыку, пел арии из оперетт. Слыл шахматистом и математиком, владел шестью иностранными языками. Он мог бы стать настоящим художником (оставил много полотен). Заметьте, при этом тщедушен и невысок. Вот такие были раньше понятия про мачизм.
В искусстве любовной интриги, любовной мистификации в то время упражнялся весь большой свет. В то время в петербургском обществе Лермонтов применил это искусство к светской львице, которая сама не раз играла в эту игру, изобразив влюбленность в Екатерину Александровну. Не понимая этого, Катенька, по ее словам, действительно в него влюбилась. Позднее, объясняя свой отказ от «верного счастья» с Лопухиным, она писала: «Но я безрассудная была в чаду, в угаре от его (Лермонтова) рукопожатий, нежных слов и страстных взглядов… как было не вскружиться моей бедной голове!»
Лермонтов в письме к Верещагиной писал «Теперь я не пишу романов — я их делаю. — Итак вы видите, что я хорошо отомстил за слезы, которые кокетство mlle S. заставило меня пролить 5 лет назад; о! Но мы все-таки еще не рассчитались: она заставила страдать сердце ребенка, а я только помучил самолюбие старой кокетки».
Вот они слова гламурного, самодовольного самца куражащегося от собственного превосходства. Но дальше была развязка.
Мишель пишет анонимное письмо против себя, предупреждая, что это лишь игра и серьезных намерений (женитьбы) она не принесет. На встрече же с Катенькой он с изумлением разыгрывает огорченного рыцаря, так, мол и так, оклеветали, какая женитьба?, какая любовь?, помилуйте и в мыслях не было.
Сердце Катеньки было окончательно разбито. Свет хихикает в веера, искоса поглядывая на Катеньку и приехавшего к развязке краснеющего Лопухина.
В итоге - посрамленная кокетка, утвержденный в донжуанстве среди друзей Мишель, «спасенный» Лопухин, повесть «Княгиня Лиговская», 11 стихотворений Лермонтова «сушковского цикла», а Верещагина ни при чем.
Они встречались еще несколько раз на балах, причем он, продолжая свою интригу, делал вид, что ни в чем не виноват и даже не знает, в чем его подозревают.
Весной Сушкова уехала в деревню. Она так и не поняла полностью причину злой шутки, которую Лермонтов сыграл с ней.
В ноябре 1838 года Екатерина Александровна вышла замуж.
Жених Сушковой — давний ее поклонник, дипломат А. В. Хвостов, человек не
богатый и не особенно продвинутый в службе и конечно не посвященный в интригу.
Лермонтов присутствовал на свадьбе, потом говорят, он опередил молодых и при их входе в дом рассыпал солонку соли, приговаривая: «Пусть молодые ссорятся и враждуют всю жизнь».
Когда Сушкова уезжала в Америку, куда назначили по службе ее мужа, Верещагина бросила ей в окно кареты вместе с конфетами исписанный Лермонтовым клочок бумаги:
Итак, прощай! Впервые этот звук
Тревожит так жестоко грудь мою.
Прощай! - шесть букв приносят столько мук!
Уносят все, что я теперь люблю!
Так была ли любовь?