19 дней в аду

Анна Зеньковец
19 дней – с 9 по 28 сентября 1986 года – пробыла в Чернобыле Анна Зеньковец. Сейчас об этом ей напоминают фотографии и целый букет заболеваний.

Вот уже и 25-я годовщина со дня аварии на Чернобыльской АЭС. Готовясь к этому дню, украинская власть распорядилась отремонтировать дороги в Чернобыль, пригласить зарубежных гостей, утвердить график экскурсий на атомную станцию. За всем этим вроде бы сбоку наблюдают те, кто положил на ликвидацию аварии свое здоровье и полноценную жизнь.

"Если не я, то кто же?"

Тогда, в 1986 году, черниговка Анна Зеньковец (сейчас ей 57 лет) жила в Лохвице Полтавской области.
Веселая работница заведения общественного питания потребительского союза даже не подозревала, что судьба забросит ее в самое жерло атомной аварии.
- В сентябре 1986-го пришла очередь бригаде поваров из Полтавской области кормить ликвидаторов, — начинает свой рассказ Анна Васильевна. — Но почти все мои коллеги, услышав, что нужно ехать в Чернобыль, написали заявления об уходе. А я... В характере у меня было (да и сейчас осталось) такое: если не я, то кто же? Взяла и согласилась. Оставила двух сыновей —14-летнего Сергея и 9-летнего Юрия - с мужем Владимиром в Лохвице, а сама поехала на Киевщину. Из всех городов и сел нашей области набралась бригада из 19 человек. Вы же, наверное, знаете, что это за сфера — заведения общественного питания? В ней обычно работают веселые и компанейские люди. Так что по дороге в Чернобыль мы продолжали знакомиться, шутить, петь. Тогда мы просто не понимали, что там в действительности происходит. А вот когда проехали Дымер (Вышгородского района Киевской области. — Авт.) и начали въезжать в зону радиационного загрязнения, радость как рукой сняло. Навстречу нам ехали те, кто уже успел поработать в Чернобыле, люди, которых еще не успели выселить. Дальше — хуже. Чем ближе мы подъезжали к Чернобылю, тем чаще населенные пункты встречали нас пустотой.

Бригаду полтавских поваров разместили в контрольно-пропускном пункте в селе Диброва Васильковского района Киевской области. Поселили их в палатках рядом с донецким и латвийским полками, выдали солдатскую форму. Определили и длительность рабочего дня — не больше 16 часов в сутки. 9 сентября полтавчане начали работать. Хотя выполнять свою непосредственную работу — готовить еду — им так и не пришлось.
- Еду мы не готовили. Ее нам привозили из Полесья (райцентр в Киевской области. — Авт.). Все было запаковано или же залито в термосы. Нашей задачей было доставить эту еду ликвидаторам. Мы ездили в Зеленый Мыс, Копачи, Припять — кормили строителей саркофага, спецкомендатуру (так в Чернобыле называли милицию), связистов и дозиметристов.

Чернобыльские будни

Три раза в день поваров купали в душевых палатках и выдавали чистую одежду (грязную одежду и полотенца выбрасывали), хотя дозу облучения, которую получили люди, никто не фиксировал. Да и рабочий день — больше 16 часов работать нельзя! — был совсем не таким. Повара спали всего час-два и шли работать, потом спали еще часик — и опять на работу. Ведь надо было кормить и ночные смены.
- Тут, в зоне радиационного загрязнения, я отпраздновала, если можно так сказать, свой 33-й день рождения, — горько улыбается Анна Васильевна. — Когда мне выдавали паспорт, то в графе «дата рождения» вместо 20 октября ошибочно написали 20 сентября. 20 сентября ребята-ликвидаторы и решили меня поздравить. Принесли два очень красивых букета — из калины и астр. Цветы в тех букетах были такими большими, что после того я никогда таких уже не видела. Но не успела я ими полюбоваться, как подлетел подполковник Крюк и забрал те букеты. Поднес к ним дозиметр -уровень радиации зашкаливал. И как я не просила, чтобы он оставил мне хотя бы один цветок, подполковник только качал головой. В этот же день в каком-то местном водоеме ребята наловили рыбы, но подполковник выбросил и ее. В отличие от нас, он хорошо понимал, что все в этой зоне заражено, хоть эту радиацию не увидишь и не почувствуешь на запах или вкус.

Припять... Когда мы впервые приехали в этот город, там было уже пусто, — вспоминает Анна Васильевна. — По улицам ходили только солдаты, чтобы защитить город от мародеров. Правильно сейчас говорят — город-призрак. Все вроде бы на месте, все в хорошем состоянии, а воспользоваться этим нельзя. Посмотришь — там игрушка валяется, там еще какая-то вещь. Сердце кровью обливалось. Передать те ощущения на словах невозможно, это нужно было увидеть. Когда смотришь фильмы ужасов, то постоянно ждешь какого-то страшного мгновения, так было и в Припяти — идешь по городу и ждешь, что из-за угла что-то выползет или вылетит.
В дома нас, конечно же, не пускали. Только после 20 сентября хозяевам припятских квартир позволили въехать в город и кое-что забрать. Уровень радиации в домах замеряли дозиметристы, всем им было по 22-23 года. Помню, как женщина в одной из квартир тянула руки к хрустальной люстре, а парнишка-дозиметрист пытался объяснить ей, что эту люстру забрать нельзя. Но тут люстра упала и разбилась на маленькие осколки. Сколько проклятий там было! Люди кричали: «Вы все это себе забираете!» Вообще, все зараженные вещи сбрасывали в большие железные ящики, тут же заваривали их и куда-то вывозили. В эти моменты на людей больно было смотреть. Да и в селах ситуация была не лучше. Видела, как выезжала из своего дома какая-то бабушка - и дрова на машину с собой тащила, и свиное корыто. Страшная картина!

А как нам было больно, когда, уже возвращаясь домой, мы решили заночевать в Киеве, но ни в одну из гостиниц нас не впустили. Видели же, откуда мы едем (мы были одеты в солдатские фуфайки, потому что нашу одежду выбросили еще в Чернобыле). Пришлось ночевать в автобусах.
В1997 году общественная организация «Союз Чернобыль», в которую входит и Анна Зеньковец, повезла чернобыльцев на экскурсию на Чернобыльскую АЭС и в Припять.
- И опять сердце замирало. Какой же когда-то это был красивый город! А что от него осталось? В 1986 году цвели кусты роз, а в 1997-м все сорняками позарастало. А главное — над городом не летают птицы! Ни тогда, в 1986-м, ни в 1997-м я не видела над Припятью ни одной птички. Когда отъедешь от города подальше, тогда только и увидишь — вот одна, вот и вторая, и третья, а в самом городе — ни одной.

Последствия ликвидации

- Всего в Чернобыле я пробыла 19 дней — с 9по28 сентября. Когда ехала туда, то, хоть и была матерью двоих детей, весила 45 килограммов. Молодая, здоровая... В больницу я никогда не попадала. Ходила туда только рожать сыновей, — улыбается Анна Васильевна. — Тогда, в 1986-м, и не думалось, что могут быть какие-то проблемы со здоровьем. Но когда мы выезжали из Чернобыля, подполковник Крюк предупредил: «Девушки, со здоровьем не шутите, последствия работы в радиационной зоне вы почувствуете уже через 5 лет». И действительно, в 1992 году начались проблемы (тогда у нас уже были первые удостоверения ликвидаторов, выданные в 1991 году). Сначала я только изредка теряла сознание, потом это стало случаться все чаще и чаще — пришлось лечиться в областной неврологии. А через год я получила пожизненную вторую группу инвалидности в связи с заболеваниями, связанными с аварией на Чернобыльской АЭС. В 1998 году мне удалили щитовидную железу. Но это еще ничего. Знаю, что из моей полтавской бригады пятеро уже на том свете. А самая молодая коллега, Валя Ярмоленко из Лохвицы, в 18 лет (уже после Чернобыля) родила ребеночка и сразу же похоронила.
Анна Васильевна после Чернобыля вернулась на родную Полтавщину. Вскоре после этого умер ее муж Владимир. Тогда женщина не могла и подумать, что когда-нибудь опять полюбит.

В феврале 1988 года ее направили поваром на буровую. В то время там работала бригада буровиков с Черниговщины. Среди них был и Станислав Зеньковец, который впоследствии стал вторым мужем Анны Васильевны.
— Если бы мне сказали, что я выйду замуж, ей-богу, не поверила бы, — говорит она. — Но уже в октябре у нас со Станиславом была свадьба, и я переехала жить на Черниговщину. Наверное, вот это и была настоящая любовь. Станислав сумел дать мне то, чего я ждала всю жизнь, и я до сих пор благодарю судьбу, что его встретила.

В 1989 году Анна Васильевна родила еще одного сына — Валерия.
— Первым беременным после Чернобыля запрещали рожать. И я, хоть и прошло время, тоже боялась. Именно тогда по телевизору стали показывать разных мутантов, которые родились в результате аварии, — животных с двумя головами или без ноги. Рожала я на Полтавщине — все-таки дома спокойнее, все знакомые. Когда врачи сказали: «Открой глаза и посмотри, какой у тебя красивый мальчик», я боялась это сделать, боялась, что родила неполноценного ребенка. Когда на следующее утро врачи зашли ко мне в палату, я была седая. Наверное, никогда не решилась бы рожать, если бы не Станислав. У него детей не было, поэтому только ради мужа я и отважилась на этот шаг. Валерий — его первый и единственный сын. Сейчас ему 21 год, но он тоже имеет целый букет болезней. В 14 лет у него обнаружили синдром Жильбера (это заболевание, которое проявляется постоянным или периодическим повышением уровня билирубина — одного из желчных пигментов — в крови, желтухой и некоторыми другими симптомами. — Авт.). Врачи только сказали: «Радуйтесь тому, что болезнь у него доброкачественная». В прошлом году Валеру мы едва спасли - у него была прободная язва желудка.

Прободная язва — болезнь, которая не так уж и пугает нас сегодня, но для Анны Васильевны она звучит как приговор — в 2000 году ее старший сын Сергей умер именно от этой болезни.
— Никому такого не пожелаю! — со слезами в голосе говорит Анна Васильевна.
— Не знаю, как я это пережила. Спасибо друзьям, которые поддержали, и врачам, от которых нам нужны не столько лекарства, сколько хорошее отношение и внимание! Врачам Областного центра радиационной защиты и оздоровления населения Стефании Вячеславовне Кисляковой и Марине Юрьевне Неудачиной — земной поклон! После смерти сына именно они подняли меня на ноги. В то время у меня появились проблемы с памятью. Некоторые эпизоды из жизни вроде стерлись — и все. Когда я приехала на Полтавщину на встречу выпускников, то оказалось, что я не всех помню, когда одноклассники говорили со мной, пыталась догадаться, кто это. Да что там говорить, не помнила даже тех, кто был со мной в Чернобыле. Спасибо Стефании Вячеславовне, она объяснила, что в результате стольких болезней отдельные эпизоды просто стерлись как засвеченный кадр на фотопленке.
Вскоре после смерти сына Анна Васильевна похоронила и невестку, поэтому сейчас воспитывает 14-летнюю внучку Анастасию — это ее гордость и утешение.

Объединило чернобыльское горе

- С 1991 года в Чернигове начала действовать общественная организация «Союз Чернобыль», — продолжает Анна Васильевна.
— Если бы не она, мне было бы здесь очень тяжело, ведь на Черниговщине у меня нет близких родственников (кроме, конечно же, мужа и детей). А «Союз Чернобыль» - это не просто организация, а настоящая семья. С черниговскими друзьями-чернобыльцами мы не только ездим на пикетирование Верховной Рады или Кабинета министров или встречаемся на конференциях и собраниях. Мы вместе лечимся (специально ложимся в больницу группами), вместе отдыхаем - ходим в театр, в лес за грибами да и просто гуляем по городу. В радости и горе поддерживаем друг друга. И никогда не падаем духом! Хотя... вынуждена признаться, что если бы теперь мне предложили поехать на ликвидацию аварии, я отказалась бы. Ведь что же это выходит? Здоровье свое потеряли, а никому теперь не нужны. Прошло уже 25 лет, а что мы имеем - мизерную пенсию (пенсия чернобыльцев немногим больше 1200 гривен. - Авт.)?

Екатерина Дроздова, еженедельник «ГАРТ» №17 (2510)

Хочете отримувати головне в месенджер? Підписуйтеся на наш Telegram.

Теги: Чернобыль, авария, «ГАРТ», Екатерина Дроздова

Добавить в: