Нашел родных в 77 лет

Добавить новость

Пятница, 12 Марта 2010 15:59  |  Просмотров: 2580

Иван Аникеенко с женой Марией Михайловной

Глядя на улыбающееся лицо Ивана Ивановича Аникеенко из Гвоздиковки Щорского района, не скажешь, что ему 77 лет, не подумаешь, что на его судьбу выпал целый ряд страданий и скитаний. Может, это потому, что на склоне лет жизнь преподнесла ему подарок, на который он и не надеялся, - мужчина узнал свою настоящую фамилию и нашел родственников.

Из семьи в семью

В начале голодных 30-х на железнодорожном вокзале в Снове (в настоящее время Щорс) люди нашли двух мальчиков, младшему было около года, старшему - около трех. Ни документов, ни записки не было - чьи дети и придет ли кто за ними? Никто не приходил. Стало ясно: детей бросили.
Малышей отправили в местную больницу подлечить, потому что выглядели они ужасно - голодные и худые. А уже из больницы мальчиков распределили в Гвоздиковский сельсовет. К старшему судьба отнеслась более благосклонно - его сразу же усыновила достаточно зажиточная бездетная семья, а вот меньшему не повезло...
- Брат стал Александром Криволапом, а я, так сказать, странствовал по семьям, - вспоминает Иван Иванович Аникеенко. - Ни в одной семье долго не задерживался — то ли шкодничал много, то ли совсем никому не нужен был.

Сначала парнишка, которого назвали Иваном, жил в сельсовете, никто забирать его в семью не хотел. 30-е годы были суровыми, и часто еды в семьях не хватало даже на собственных детей, не говоря уже о сироте. Но потом активист из местного колхоза Василий Серый решил взять ребенка к себе. У него уже было трое сыновей и дочь. «И на этого ложки супа хватит», - говорил мужчина.
- Сколько я прожил у него, точно не помню, ведь маленьким еще был. Но один эпизод все-таки врезался в память. У Серых заболела кошка. Хозяева положили ее на чердак и носили туда еду. Но потом кошку убили, а ее шкуру повесили в доме в углу. Вместе с сыном Серых Борисом мы часто прибегали в дом, чтобы ухватить что-то поесть из корзины или коробки, но быстро бежали назад - кошачья шкура нас очень пугала. Пожил я у Серых недолго и попал в семью Павла Куценка. Запомнилось, как хозяйка в печи жарила крысу. Это уже позже я узнал, что жареная крыса помогает при дистрофии. Наверно, вылечить меня хотели, хоть я и не помню, чтобы ее ел.
Затем Иван попал в семью Василия Аникеенко. Может, и долго прожил бы в этой семье, если бы не шкодничал столько.

- Было мне тогда годика 1-4. Часто Аникеенко оставляли меня одного в доме и шли в магазин или клуб. Посадят, бывало, меня на печь, дадут старые журналы и ножницы, чтобы картинки вырезал. Но это же занятие не для мальчишки, быстро надоедало резать эти картинки, так я как-то взял и порезал рыболовную сеть. За это и получил: хоть меня и не били, однако ругали сильно.
Как-то летом я с другими детьми пошел на реку. Все весело бегали по мели, я - быстрее всех. Вдруг оказался под водой. Помню лишь темноту перед глазами. Как выбрался на берег, не знаю. Словно сквозь туман слышал, как какая-то женщина говорила: «Посинел, уже толку не будет». Но я отошел.
Несмотря на этот неприятный эпизод, реки не боялся. Поэтому и зимой зачастую там гулял. Помню, как выпал небольшой снежок и мы с соседским парнем решили покататься на санях. Гора была как раз около Снова. Я съехал прямо в реку, проехал по льду метров пять и жухнул в воду. Соседка каким-то образом вытащила меня, хоть лед под ногами и проваливался.
Наверное, после этого случая чаша терпения Гапы и Василия Аникеенко переполнилась, и Ивана опять отправили в сельсовет. Мальчик жил в бухгалтерии, но оставаться ночевать на работе никто не хотел, поэтому его срочно нужно было куда-то пристроить. Жалостливая секретарша Мария Артеменко направила мальчика к своим родителям, Семену и Хрысте Лапицким. У них было две маленькие дочери, так что Иван стал только обузой. Одна польза - пас свиней, за что и прозвали по-уличному Чвинкой (мальчик вместо «свинья» говорил «чвинья»).
- Когда Мария привела меня к Лапицким, ее отец сразу же предупредил, что больше года я у них жить не буду. В 1940-м мне исполнилось 8лет, пора было идти в школу. Кормил и одевал меня колхоз, поэтому в школу было в чем пойти - было и пальто, и ботинки. Вот там учителя мне и дали фамилию Аникеенко (ее носило чуть ли не полсела).

Наша школа была неподалеку от озера. Через несколько месяцев на нем появился первый тонкий лед. Все школьники на больших переменах бегали туда, чтобы покататься на льду. А со мной, как всегда, случилась оказия.
Подо льдом воды было очень мало, почти одна грязь. Целая толпа детей весело бегала, пока лед не выдержал такой вес и не провалился. Никто так не пострадал, как я. Все почти сухими выбрались на берег, а я полностью выкачался в грязи. После этого даже домой боялся идти. Но что было делать? Тихонько отворил калитку, а баба Хрыстя увидела и в плач - в школу же идти не в чем. Какую-никакую одежду собрали, и на следующий день я все же пошел в школу.
Но этот случай только убедил Лапицких, что мальчик должен покинуть их семью. Через год Иван опять перекочевал в другую семью. У Василия и Надежды Аникеенко было двое сыновей - полутора- и двухлетний. Может, и хорошо жилось бы мальчику в этой семье, если бы не война.

Сиротская жизнь

- Очень хорошо помню, как в июне 1941-го проснулся утром и увидел заплаканную Надежду Федотовну, которая сказала одно-единственное слово: «Война...» Василия Степановича забрали на фронт. Люди окапывались, потому что село часто бомбили. Нам повезло - дом уцелел, а вот пять соседских сгорели. Однажды утром я проснулся в окопе, пошел в дом, а там никого нет. Начал расспрашивать у знакомых, куда девались Аникеенко. Узнал, что Надежда Федотовна с детьми пошла на другую сторону, там не стреляли. Побрел и я туда. Тетя Надя только глянула на меня и сказала: «Куда ты пришел? Мне своих детей кормить нечем». Одна жалостливая женщина вынесла мне горбушку хлеба, намазанную сметаной. Я поел и пошел опять в наш дом, больше идти было некуда. Через несколько дней тетка с детьми вернулась. Но я все равно был ей не нужен. Только сказала: «Кушать нечего, иди куда хочешь». Смотала она мне колхозное одеяло в дорогу, и я пошел к учительнице Елене Васильевне Катеш, которая жила по соседству. Она посоветовала обратиться к немецкому коменданту в Щорс. На то время район уже заняли немцы. Как я дошел до Щорса, до сих пор не знаю. Дежурный провел меня к коменданту. Через переводчика тот вынес свое решение: «Иди туда, где жил».
Пришлось маленькому Ивану возвращаться в Гвоздиковку к Надежде Федотовне. Женщина молча приняла мальчонку назад, но продолжала хлопотать перед немецким комендантом, чтобы его забрали в другую семью. Так, весной 1942-го он оказался в семье полицая Ивана Степановича Аникеенко.

Семья Аникеенко была молодая, но уже имела двух маленьких дочерей, в 1943-м родился еще и сын. Пришлось Ивану забыть о друзьях и играх на улице, потому что в этой семье он был за няню. Там мальчик прожил четыре года (остался в этой семье даже после войны, хоть глава семейства, как и другие полицаи, убежал из села). И опять не без приключений. Кроме присмотра за детьми, его заставляли еще и свиней пасти на лугу. Как-то Иван заигрался и не уследил, как одна свинья убежала и перерыла огород. Наталья Алексеевна предупредила: «Придет дядька Иван и даст нагоняй».
- Чуть больше недели я жил у соседей. Как хорошо было мне у них! Эта семья тоже работала на фашистов, поэтому еды было достаточно, почти каждый день мы ели и блины, и оладьи, и молочное. Но это «счастье» быстро закончилось. Пришел бухгалтер из сельсовета и отправил меня опять к Аникеенко. Когда я пытался вывернуться из его рук, лишь крутанул за ухо: «Ты еще мне поперебирай!»
...Война оставила в памяти немало скорбных моментов. Один мне запомнился больше всего. При немцах в селе замуровали погреб, в котором была колбаса. То ли немцы, то ли наши, уже не помню, пробили дыру в этом погребе и увидели что-то, похожее на мину. Кто-то и предложил: «Пусть Ванько полезет, посмотрит, что там». Я и полез. Заряда там, к счастью, не оказалось. Но, как вспомню тот эпизод, как-то тяжело становится (скупая слеза скатилась по щеке мужчины. - Авт.). Послали сироту, который никому не нужен, его же не жалко.

Тяжелой была сиротская жизнь, тем более в трудное послевоенное время. Часто Иван убегал из дому и пропадал на несколько дней, часто ходил просить еду в соседние Старые Боровичи. Было даже, что парня всем селом искали: Чвинка пропал!
- Тогда меня решил забрать к себе Михаил Аникеенко, который был не намного старше меня. Прожил я с ним, его матерью и братом-инвалидом четыре года. Даже в школу пошел, сразу в четвертый класс. Дали мне документ с условием, что не пойду в пятый. Так я даже в армии алфавит полностью не знал. В 1950 году женился на 17-летней Марии Ротозей, которая жила по соседству. Она была симпатичной, веселой девушкой - вот я на нее и обратил внимание. Через девять месяцев у нас родился сын Борис, а меня забрали в армию в Россию. Служил я в Псковской области в парашютно-десантных войсках три года. После этого поехал на Сахалин работать в шахте. Через некоторое время и Мария с Борисом ко мне переехали, а уже в 1958-м родился еще один сын - Олег. 28 лет прожили мы на Сахалине, а когда я вышел на пенсию, подумал: что мне там делать? Остров, далекая сторона. Борис к тому времени Хабаровский политехнический закончил и поехал в Сибирь по распределению. Олег служил на Морфлоте, сейчас живет с семьей во Владивостоке. 25 лет назад переехали мы с Марией в родную Гвоздиковку. Здесь же жил и мой родной брат (по крайней мере, люди так говорили), с которым я достаточно активно общался, хоть он и не хотел искать наших родных. К сожалению, его уже нет в живых.
На этом бы и закончил рассказывать свою историю Иван Иванович, но жизнь подарила ей счастливое продолжение. В июне прошлого года на страницах газет появилось его фото - мужчина всеми способами пытался найти свою родню, обращался в Щорский архив, в местную газету. И в конце концов ему повезло.

«Ну здравствуй, брат!»

Ко двору Ивана и Марии Аникеенко подъехала машина. Незнакомый мужчина зашел во двор и, увидев Ивана Ивановича, сказал: «Ну здравствуй, брат!» Иван Аникеенко растерялся и даже сразу не сообразил, что сказать. Когда же разговорились с Петром Погуляевым (так представился мужчина), оказалось, что все сходится - они двоюродные братья.
- Я узнал, что имя моего отца - Захар Остапович Рябец и что жил он в Прибыне Корюковского района.
В голодомор Захар поехал на заработки, а его жена Настя осталась с двумя маленькими детьми. Но, обессиленная, она умерла в 1933 году от голода. Детей взяла родная сестра Захара Галя. Когда приехал отец, забрал детей к себе, но его новая жена принимать «чужих» не хотела. Тогда Захар отвез малышей в Сновск и оставил на вокзале, а сестре Гале сказал, что отдал их в детдом.

С войны Захар вернулся без ноги. Когда лечился в больнице в Щорсе, его увидели девушки из Гвоздиковки и рассказали, что в их селе живут двое парней, очень похожих на него. Захар вернулся в Прибынь и, не вытерпев, рассказал сестре всю правду. С того времени родня от него отвернулась, а тетя Галя стала искать своих племянников, но «раскопать это дело» так и не смогла. До конца жизни рассказывала своим детям - Петру и Проне - об их двоюродных братьях.
Когда же Проня и Петр увидели Ивана Ивановича на страницах газет, сразу же поняли, что это их брат - очень уж похож на Петра! Начали искать подтверждения, расспрашивали старых людей. И все сошлось. Наконец Иван Иванович Аникеенко узнал, кто он, откуда и кто его родственники, а Проня с Петром выполнили волю матери - нашли своего брата. Сейчас родные часто приезжают друг к другу в гости (Проня живет в Прибыне, а Петр - в Щорсе), общаются по телефону.
- Наконец у меня есть родина и родня, - счастливым голосом говорит Иван Иванович.

Екатерина Дроздова, еженедельник «ГАРТ» №11 (2451)

Хочете отримувати головне в месенджер? Підписуйтеся на наш Telegram.

Добавить в: