«Правосек, вылазь из ямы». Затем прозвучал выстрел и крик Андрея Лебедева»
Дмитрий Мартыненко все это видел и слышал
2 марта в Новозаводском суде Чернигова рассматривали заявление 58-летней Людмилы Лебедевой. Она просила признать сына, 34-летнего Андрея Лебедева, до мобилизации экспедитора, бойца 13 батальона, без вести пропавшим.
Прошение суд не удовлетворил, сославшись на недостаточную доказательную базу.
— Но тут же девочки из суда нашли в Интернете информацию, что мой Андрей погиб, его нашли 10 марта прошлого года, — рассказывает Людмила Лебедева. — И я написала новый иск. Прошу признать сына погибшим. Слушания по этому заявлению пока не было. Только документы отнесла.
На суде был Дмитрий Мартыненко. Он знает, как погиб Андрей.
«Захарченко* приказал всех убивать. Мы чудом остались живы»
— Все началось около шести утра, — вспоминает Дмитрий события 29 января 2015 года под Углегорском Донецкой области. — Мы жили в блиндаже (вместе с Димой были черниговцы Павел Старченко, Андрей Лебедев, Андрей Бала, Виталий Мышастый, нежинец Дима Киричок и Александр Бригинец из.Козелецкого района). Первый пост на блокпосту 1301. Посты, всего около шести, были растянуты на полтора километра. От нас до ближайшего — метров 800.
Никто не думал, что на нас пойдет шесть танков и пехота.
— Неужели вы не слышали, как передвигалась техника?
— Слышали, передавали старшему — майору с позывным Волк. Он был замкомандира батальона.
Каждый день мы слышали гул. Думали, что технику прогревают, а оказалось, это они подбираются ближе и ближе.
Изначально танки пошли на соседний блокпост. Ту атаку красиво отбили.
Прошло около получаса. Справа по дороге на пост «Труба» показалась первая пехота, пару человек раззедки. Подавили их огнем. И тут же напротив нашего блокпоста выехало три танка. На дорогу, которая ведет в Горловку, — еще три танка. Три сразу подорвались на минах, которые мы установили накануне вечером. Но был и не заминированный участок. Майор Волк почему-то сказал, что там заминировано. Кто ж офицеру не поверит? И танки прорвались. Двигались на нас.
Наш танк не завелся. Второй — заклинило. Хотя на незавевшемся танке потом спокойно уехали сепаратисты.
Была еще и «Рапира»**, но ни одного человека из расчета «рапиры» не было. Даже ствол был зачехлен.
Виталик Мышастый стрелял из РПГ (ручной противотанковый гранатомет), пытался подбить вражескую технику. Потом ему Захарченко перебил молотком указательный палец на правой руке, чтоб больше не мог стрелять.
За танками шли более 500 человек. С российскими флагами, в российских формах. «Беркут», ОМОН был. Ехали на машинах, БТР, БРДМ, «Грады» выезжали, тянули пушки, УРАЛы с САУшками на борту.
Я, Павел Старченко, Саша Бригинец, Андрей Бала, Виталик Мышастый, Дима Киричок, Андрей Лебедев — забежали в блиндаж. И тут же в него залетела граната. По большому везению она взорвалась в тамбуре, никого не зацепило. Нас взяли в кольцо.
Павел Старченко вышел из блиндажа первым: «Мы сдаемся». Ему прострелили ногу. Но тут же ее и забинтовали. Даже укололи антишок. Павел остался лежать возле блиндажа. Его там и добили.
Потом прилетела мина. Мы тогда в яме сидели. Убило двух танкистов противника. Ранило и меня (а первые осколки ко мне прилетели, когда была атака). Саше Бригинцу попало в бок, и Киричка задело. Саша остался в яме. Было видно, что человек вянет. Он мало на что реагировал. Его добили.
А нас, пятерых, перевели в другую яму. Там и убили Андрея Лебедева.
На то время у них был приказ от Захарченко: пленных не брать. Нас всех должны были убить. Не знаю, для чего, но четверых решили оставить.
— Но тело Андрея Лебедева так и не нашли?
— Пока нет.
— Говорят, Андрея расстрелял свой же. Якобы сепаратисты дали двум пленным бойцам оружие. Кто первый выстрелит, тот и выживет. Андрея застрелил один из вашего блиндажа.
— Это легенда. Подобные случаи бывали. Но Андрея застрелили сепаратисты. В окопе нас оставалось пятеро. Спросили наш возраст. Лебедев оказался старшим. Они стали кричать: «Правосек, вылазь из ямы». Затем прозвучал выстрел, крик Андрея, а потом еще несколько выстрелов.
Спросили, кто может оказать медицинскую помощь. Я решил, что помощь нужна Андрею, и вызвался. Когда вылез из ямы, увидел Андрея. Он лежал на земле лицом вниз, на животе. Без признаков жизни. После того я не видел ни тела Лебедева, ни его самого.
Сепаратисты, у которых мы находились в плену, говорили, что Андрея раскатали танком по асфальту. Другие утверждали, что ему хотели отрезать голову. Третьи — что ему порезали лицо. Сепаратист Малой из Донецка говорил, что лично порезал ему, еще живому, лицо от шеи до виска.
«Жевали пластиковую табличку «ПТН-ПНХ» и собак»
— А что было потом?
— Я и Андрей Бала оказались в плену у чечена Басмача, в интернациональном отряде «Пятнашка» (там были и россияне, и якуты, и чеченцы, землячек даже, из Черниговской области). Штурмовой взвод, самые обезбашенные.
«Ты зачем пришел на мой земля?» — спрашивали у меня чечены.
После того как я вылез из ямы, они проводили со мной профилактическую работу: били ногами, руками, прикладами, головой о бетонную плиту ударили, повредили позвоночник, очень болела спина.
Потом повели к Андрею, который стоял на коленях перед отжатым «УАЗиком» наших разведчиков.
Басмач сорвал с машины пластиковый номер «ПТН-ПНХ», разломал его пополам. Один кусок дал мне, другой — Андрею. И сказал жрать. Хоть и смотришь смерти в глаза, но голова еще соображает. Отломили по маленькому кусочку, разжевали, остальное в снег незаметно запихнули. Не такой уж вредный этот пластик, — пытается шутить Дмитрий.
— Шевроны тоже жевали?
— Не то что жевали. Съели. Сепаратисты стояли над душой и пинали для профилактики, чтоб быстрее жевал.
Нас забрали в Макеевку на банный комплекс «Ника», где находились до 20 апреля. Из украинских солдат были только мы, потом привезли львовянина Ореста из «Национальной гвардии». Остальные — около 30 —сепары.
Говорили, что отрежут одному уши, нос, щеки, а другой будет их есть. Регулярно издевались. Больше всего досталось Оресту. На его спине вырезали немецкие кресты, ножом ногу пробили, снайперша из России Гюрза лезвием от канцелярского ножа щеки порезала.
Первое время нас приковывали наручниками к ступенькам, чтоб мы не убежали. Но спрыгнуть с третьего этажа во внутренний дворик, где сидят они же, без толку.
Ореста в наручниках посадили на цепь, приковали к батарее. Одни наручники к руке, другие — к цепи и батарее. Он сидел на плетеном стуле-кресле около двух недель. Потом стали пристегивать так, чтобы мог лежать. Но рука все равно была вверху. Поэтому Орест в основном сидел.
Приехали русские десантники. Заставили приседать нас. Один из них спросил у Андрея, почему приседает наравне со мной, у которого осколок в ноге. Чтобы уровнять шансы, десантник выхватил нож и всадил Андрею в бедро. Потом уже никто не приседал. Меня заставили вымывать кровь, быстро засыхающую на теплых полах.
Нас держали в качестве рабов. Выполняли всю работу по дому: убирали, мыли посуду. Вывозили на работы, например, на асфальтный завод. Допрашивали, мы давали интервью российским каналам.
— Как часто вас кормили и чем?
— Кормили раз в день. В обед. Все зависело от того, кто на базе оставался старшим, и какое у них было желание готовить. Давали макароны, картошку с тушенкой, два пельменя и бульон, в котором они варились. То, что съедал, с теми работами, которые мы делали, выветривалось за два часа.
Можно было пить чай. Правда, без сахара. Давали на день немного галет. На работах, бывало, давали колбасу, консервацию. Это хранилось в комнате. Не запрещалось. Даже брали у нас закусывать.
— А вам наливали?
— Бывало. Пили виски за полторы тысячи долларов за бутылку. Выпили как воду, алкоголя не почувствовали.
Собак заставляли жрать. Тушенных с макаронами. По вкусу похоже на кролика. Довольно вкусное мясо. Особенно, если есть хочешь.
— Вы знали, что это была собака?
— Если ты с туши снимаешь шкуру и закапываешь голову, лапы, наверное, знали.
«Страх закончился в первые полгода АТО»
— Рассказывают, что пленных заставляли резать друг друга ножами.
— Нас с Андреем загнали в бассейн. Дали обычный армейский штык-нож. И сказали: «Режь». Сначала нож был у Андрея, потом у меня. Но ни он, ни я не стали резать друг друга. После этого нас отходили резиновыми дубинками. Гасили куда попало. Каждый отказ от предложения резать — удар. Выдержали.
— Вас же могли забить насмерть?
— Могли. Когда находишься там, стараешься отключать мозг, чтобы не задумываться о дальнейшем.
— Когда нож был у Андрея, боялись, что он станет резать?
— Страха не было. Хоть и не могу сказать, что доверял ему на сто процентов. Страх закончился в первые полгода АТО в Луганской области.
Ходили в том, в чем были на поле боя, — термобелье, зимний комплект. Бушлат подкладывали под голову вместо подушки. Стирали одежду перед сном. За ночь она практически высыхала.
Был месяц, когда нас никто не трогал. Мы знали ту работу, которую должны выполнять. А потом у них появился котик. 1/1 этот котик нагадил на кровать Профессору — 20-летний сепаратист, который больше всего над нами издевался. Они брали боксерские перчатки и молотили по нам как по груше. Это могло длиться час.
— А при чем вы к котику?
— Я должен был догадаться, что ему нужно сделать коробку с песком. Хотя даже не знал о существовании этого котика.
Зима. Песка нигде нет. Но после часа издевательств нашел. Я соскребал его со снегом, принес в коробке из-под патронов, а потом сушил в духовке.
«Был вариант гранатой взорваться»
— Предлагали остаться, перейти на их сторону?
— Такие предложения поступали. Я отказался. Ведь давал клятву украинскому народу, а не политикам. Второй раз давать присягу я не собирался.
— Не пытались бежать?
— Был вариант гранатой взорваться. Перед Пасхой над нами сильно издевались. Три человека в боксерских перчатках били по мне, вместо груши, три часа. Тогда начало порядком подклинивать. Мне ребра сломали и зубы повыбивали, голову набили.
Нас иногда забирали на второй этаж переносить боеприпасы. Хотелось гранатой угробить не только себя, но и еще хотя бы двоих сепаров.
— Что останавливало?
— Если бы я взорвал себя с несколькими сепаратистами, Андрея и Ореста б убили — это однозначно. Во-вторых, не хотел, чтоб мои дети остались сиротами (у Димы две дочери, старшей от первого брака 15 лет, младшей — 7). Это не 18 лет, когда кровь горячая, ты готов взрываться. Не так страшно за себя, как думаешь, что будет с другими.
— А сбежать?
— Убежать с этой базы не составляло труда. А куда дальше? Это же Макеевка, вокруг сепаратисты, военный гарнизон. Далеко не убежишь. Яркие моменты сбежать случались, когда нас вывозили на работы. Но не факт, добежишь ли ты до своих.
Потом приезжает Басмач и говорит: «Собирайтесь, повезем вас на обмен». Оттуда нас перевезли в донецкую избушку (так называет СБУ). Там мы встретились с Мышастым и Киричком, которые находились в Донецке с 11 февраля. Андрея на следующий же день поменяли.
В СБУ у нас была другая работа, нежели у Басмача. Мы ездили по полям, собирали ржавую технику, остатки людей в мешки грузили, сейфы вывозили из зданий.
Ночью не спал, голова раскалывалась, все тело болело. Первую неделю никуда не отправляли. Медсестра ставила капельницы.
Из Донецкого СБУ Дмитрия Мартыненко, Виталия Мышастого и Диму Киричка освободили 6 мая. Не последнюю роль в освобождении сыграл Геннадий Корбан и «Фонд обороны страны».
— Теперь Корбан*** сам сидит. Что думаете по этому поводу?
— Это несправедливо.
* * *
Мать Андрея Лебедева Людмила все еще верит, что сын жив. И ждет его.
* * *
Дмитрий Мартыненко работает начальником производства по рекламе на предприятии «Диво».
* * *
*Александр Захарченко — лидер ДНР
*«Рапира» — противотанковая пушка.
***14 марта Корбана отпустили под домашний арест.
Марина Забиян, «Весть» №11 (688) от 17 марта 2016
Хочете отримувати головне в месенджер? Підписуйтеся на наш
Telegram.