СВИТЕР ПРЕСВИТЕРА ИОАННА

1.

Ранним утром 14 октября 2007 года, когда честные пьяницы, арт-маргиналы и тёмные личности оккультного толка уже мысленно разминали печень в преддверии торжеств по случаю Дня художника, на сонный перрон Черниговского железнодорожного вокзала впервые вознамерилась ступить нога мастера мистических импровизаций, писателя и подающего большие надежды авантюриста Владислава Евгеньевича Лебедько. Однако, нога его споткнулась о камень преткновения в лице дебелой, но приятной в своей оригинальности проводницы, загородившей выход из вагона со словами:

— Ой, мы вчера так нажрались, я в юбку еле влезла! Боюсь нагибаться, а то, не дай Бог, треснет на самом интересном месте! — она захохотала, широко открывая рот и овевая своего визави запахом раритетных французских духов «Magie Noire», органично подчёркивавших лёгкую нотку международного парфюма «Рассветный Перегар».

Владислав Евгеньевич, тёртый калач, неоднократно выходивший сухим из более серьёзных передряг, аккуратно взял проводницу за форменный бок и ласково шепнул:

— Никуда не уходи. Я за сигаретами... — и вместе с объёмистой дорожной сумкой плавно просочился на волю.

Надо ли говорить, что никаких сигарет он не искал? И даже если бы доблестная работница Укржелдора, с которой он намедни правил всенощную, в порыве нахлынувших чувств устремилась за ним, презрев должностные инструкции — даже это едва ли смутило бы Владислава Евгеньевича, уже тогда достаточно известного, как создателя Магического Театра — уникального явления в пространстве петербургского мистического андеграунда.

Итак, он наконец-то совершил исторический шаг в Неизвестное, спрыгнув с верхней ступеньки вагона на черниговскую землю, не подозревая, какую череду сюрпризов готовит ему сегодня эта земля.

Первым живым существом, которое попало в поле зрения нашего авантюриста после приземления на асфальт обетованный, был задумчиво прохаживающийся вдоль состава неизвестный художник Олег Евгеньевич Синельник.

По динамике блуждания творческой мысли на его смуглом челе опытный глаз мог бы уловить тщательное взвешивание всех «за» и «против» трезвой встречи профессионального праздника, столь некстати пришедшегося на воскресный день, который предстояло уделить заезжей знаменитости. В том, что автор «Хроников российской саньясы» знаменит и баблоёмок, а значит является потенциальным кассиром грядущего гульбария художник не сомневался. Сомнения вызывало иное — питейный статус гостя.

— Приветствую!— Синельник подскочил к Лебедько и энергично потряс протянутую руку. — По 50 за встречу, знакомство и День художника?
— Да я, знаете, как-то не очень...
— Зато я очень и очень даже! Грех упускать тройной повод, который выглядит таковым лишь на самый первый обывательский взгляд! История нам не простит, коллеги не поймут, потомки заклеймят позором, сейчаски нассут на наши могилы, а о тогдаках и вспоминать нечего! Кстати, как доехали?
— В принципе, без особых приключений.
— А приключения сами нас найдут, — загадочно улыбнулся Олег Евгеньевич.
— Откуда такая уверенность?
— Из опыта. Давно заметил: при первой встрече с человеком, у которого со мной есть что-то общее, вокруг нас обязательно начинают происходить некие, так сказать, спецэффекты. И чем больше общего, тем спецэффекты нарядней.

Так, на ходу перебрасываясь фразами, они проследовали через здание вокзала и погрузились в такси, которое довезло их до увешанного странными картинами логова художника, где господин Лебедько бросил свою тяжёлую сумку и задал два сакраментальных вопроса:

— А что жрицы Венеры или иные идейные давалки? Водятся в ваших краях?
— А как же! — ответствовал пан Синельник. — Такого добра у нас за рупь ведро в базарный день, если поскрести по пенатам и ареалам.
— Есть шанс зачерпнуть ареолов и прочих нескромных сокровищ со дна закромов и пенатов?
— Судьба ласкает молодых и рьяных, — философски заметил художник. — Особенно лихих и вечно пьяных. Малым аллюром метнёмся в ближайший гендель, а там война подскажет план.
— Не понимаю. Гендель, который композитор? Какой план? Какая война?
— Это у нас так говорится.
— У кого?
— У нас, мастеров современной клоунады, — сказал хозяин логова и, гостеприимно распахнув дверь, шагнул на улицу, давая гостю понять абсолютную бесперспективность вспыхнувшей минуту назад надежды на отдых с дороги и тёплый домашний завтрак.

Ступив за порог, Олег Евгеньевич едва успел уклониться от летевшего ему в лицо орлиного клюва певицы кафе «Грот», известной под псевдонимом Габриэлла, которая сразу затараторила:

— О! Очень хорошо, что я тебя застала! Идём быстро! Володя сегодня устраивает какое-то непонятное новоселье и собирает всех, кто у него считается друзьями. А таких, как ты знаешь, хер да нихера и те живут в разных концах города, телефоны фиг добьёшься — вот и бегаю с утра, как в жопу раненная рысь.

Услыхав имя «Володя», Лебедько вопросительно посмотрел на Синельника. Тот утвердительно кивнул.

— По пути возьмёте! — воскликнула Габриэлла, истолковав их перемигивания по-своему. — Зря что ли власть вам на каждом шагу магазинов натыкала!

И она дробно зацокала острыми и тонкими, как стилеты, каблучками, распространяя пьянящий аромат «Climat», увлекая за собой компаньонов и стрекоча без умолку:

— Я считаю, что всем этим папам-мамам-ламам и прочим патриархальным оленям их рогатое ЧСВ настолько вросло в мозги, что там никто не хочет вспомнить с чего начинала их контора. А начинала она с того, что, как любую индустрию сервиса, её создавали для улучшения жизни. Не для того, чтобы сделать клиента ещё фанатичней, депрессивней и зависимей, а для того, чтобы он быстро и качественно обслужился и ушёл мудрым, бодрым и счастливым, расхваливая родным и близким ту чудесную фирму, которая реально помогает.

Не должно быть «хороших» и «правильных» или «плохих» и «неправильных» сервисов. Равно как и таких, что стремятся порабощать клиентов. Дико, когда одна клиентура начинает воевать с другими клиентурами, утверждая, что только их любимый сервис «истинный». Ясно, что никакой любовью к клиенту, о которой постоянно заявляют все директора сервисов, здесь и не пахнет. Что за чушь вообще? Кому в здравом уме придёт в голову не просто утверждать превосходство химчистки над ремонтом пылесосов, но отправить химчистян воевать с пылесоситами ради этого утверждения?

Согласись, Олежа, для сферы услуг это так же дико, как если какой-нибудь сантехник вдруг потребует поклонения от семьи, которой он вчера чинил унитаз. Или если компьютерщик возжелает исполнения псалмов в свою честь плюс ежемесячную десятину на том основании, что раз в год он выполняет Высшую Миссию, низводя священную Винду на твой богомерзкий ноут.

Приезжий оценивающе оглядел Габриэллу. «Однако!» — читалось в его изумлённом взгляде. — «Это что же, у вас в Чернигове все красивые барышни рассуждают подобным образом?»

«О, ну что Вы, любезный Владислав Евгеньевич!» — ответили ему насмешливые глаза художника. — «Так у нас рассуждают только те из них, которые прошли многократный обряд инициации в койке Владимира Кочерги, известного Вам со времён питерского семинара Деда Валеры. А поскольку кастинг на участие в обряде пройти невероятно сложно, и сам обряд имеет крайне запутанную структуру, да к тому же и длится настолько долго, что редкой птице удавалось долететь до его середины, за исключением Габриэллы и её полутора калек, пардон, коллег, судьба которых сложилась, увы, печально... Но Вы же понимаете, что в таком деликатном деле всегда существует процент неизбежных потерь, которые принято списывать на хрупкость материала, на бой, усушку-утруску и так далее».

«Разумеется» — снисходительно сказали глаза Владислава Евгеньевича, слегка качнув веками.

«Вот и славно» — молвил собеседникам мудрый взор Габриэллы.

«Однако!» — повторил внутри себя удивлённый Владислав Евгеньевич, стараясь не выдать своей эмоции взглядом. И это ему вполне удалось.

...

2. 

— Слушайте! — воскликнул вдруг Лебедько. — Я читал в интернете, что у вашего города легендарное прошлое. Хотелось бы узнать о тех исторических событиях, которыми он славен. Где тут можно заказать экскурсию или гида, чтобы пройтись, послушать? Хорошо бы приобрести какой-то сувенир на память...
— Эх, и везучий же вы человек! — воскликнул Синельник. — Прямо сейчас вы смотрите на крупного знатока местных тайн и загадок, который ведёт вас к другому, ещё большему, знатоку. Разница в том, что второй знаток не просто в курсе лицевой и теневой стороны наших легенд. Он тот, кто приложил руку, да и некоторые другие части тела, к их появлению. Чёрт возьми, он и сам живая легенда!.. — и загадочно добавил: — А уж без сувенира-то вы точно отсюда не уедете...

— Итак, драгоценнейший Владислав Евгеньевич, что вы сегодня видели из окна такси, транспортировавшего наши измученные нарзаном телеса в неожиданно образовавшуюся точку сборки с Габриэллой? Торжество воинствующей серости и невыносимую тяжесть бытия. Теперь извольте обозреть окрестности и ответить самому себе на вопрос: изменилось ли с тех пор хоть что-нибудь в окружающем нас пейзаже?

Лебедько обозрел и убедился, что вокруг ровным счётом ничего не изменилось. Дыра дырой. «Ну, а хули? Провинция, бля» — грустно подумал он.

— Верно! — кивнул Синельник. — Всё то же самое. А между тем, черниговская земля сказочно богата зарытыми в землю талантами. В жлоболюбивой атмосфере этого города-антигероя, корчась от ненависти к мудачью, издавна рождались титаны духа, корифеи мировой литературы, магии, изобразительного искусства, шпионажа, партизанского маркетинга и ещё бог знает чего.

«А ведь верно», — мысленно согласился Лебедько. — «Солнцепоклонник Коцюбинский, оккультный шпион Блюмкин, одна из жён Пикассо, кто-то из основателей футуризма и неоимпрессионизма, музыканты, певцы, актёры, проповедники и прочие знаменитые проходимцы всех мастей — они ведь из этих мест родом, я же читал накануне».

— Посмотрите направо, — продолжал художник. — За два квартала отсюда, в самом сердце города, находится Драмтеатр. Главная его прелесть не в новых постановках, не в пропитанной вино-водочными парами атмосфере служения Мельпомене, а в том, что он был возведён на месте древнего языческого храма, посвящённого Чернобогу, что убедительно доказал энтузиаст-исследователь А. И. Асов в своей монографии «Мифы и легенды древних славян». Причём, согласно Асову, древний Чернигов был единственным городом Киевской Руси, где официально, с подачи князя (которого, что характерно, звали Чёрный, его княжну — Чарна, а их родового волхва — Чернега и о нём нам предстоит отдельный разговор), народу было велено поклоняться Чернобогу, для которого создавали не просто капища, а полноценные храмы.

Впрочем, в своё время тайновед Хандога настаивал на том, что на месте Драмтеатра находилась совершенно иная культовая постройка — дом волхва Чернеги, а храм Чернобога находился на пару десятков метров севернее — там, где сейчас стоит Пятницкая церковь, с которой тоже не всё слава богу.

Так, например, в её северо-восточную стену на высоте около 190 см от земли вмонтирован так называемый Камень Желаний, прикоснуться к которому приезжают даже зарубежные делегации. По свидетельствам как приезжих, так и местного населения, Камень многократно подтверждал свою эффективность.

И вот тут возникает ряд вопросов. Во-первых, кто, когда и зачем вмонтировал в стену православной церкви Камень, по сути и функциям являющийся пережитком языческих верований? Во-вторых, почему официальное духовенство до сих пор не реагирует на то, что языческий артефакт магического свойства, торчащий в стене храма XII-го века, вызывает у паломников гораздо больший интерес, чем сам храм и службы, проводимые в нём? А в-третьих, если внимательно осмотреть стены данного сооружения, можно заметить, что по ним хаотично разбросаны ещё несколько аналогичных по форме и цвету Камней, резко отличающихся от кирпичной кладки, которой выложена церковь. Только все они находятся на такой высоте, что рядовому гражданину дотянуться до них нет никакой возможности. Если это тоже Камни Желаний, то почему они так высоко и каково их назначение в контексте христианского дискурса? На эти и другие вопросы у святых отцов ответов нет.

От зоркого ока Владислава Евгеньевича не могло ускользнуть одно любопытное обстоятельство. По ходу своего рассказа художник Синельник то и дело кивал некоторым встречным обоего пола. Пешеходы отвечали взаимообразно и шествовали дальше. Были среди них и те, которые кивали первыми.

— Олег, хочу спросить, — не выдержал Лебедько, которого настолько разобрало любопытство, что он не заметил, как перешёл на «ты». — С тобой чуть не на каждом шагу здороваются. Ты что, настолько популярная персона?

— Слава, — ответил Синельник слегка снисходительно, — в моём городе проживает примерно столько народу, сколько в одном твоём микрорайоне. Около четверти этих людей в разное время либо водили своих детей в мою изостудию, либо сами там занимались. Остальные тоже так или иначе со мной взаимодействовали: по работе, по жизни, читая в газетах, интернетах, глядя какие-то сюжеты по телевизору и так далее. Учитывая, что я здесь родился и вырос, можешь себе представить, сколько было таких взаимодействий?

Лебедько утвердительно смежил веки и пару раз качнул подбородком.

— А что касается качества взаимодействий, — вёл дальше Олег Евгеньевич, — то вот идёт Витя, а дальше смотри и слушай. О-о, Витюша, ты-то мне и нужен! Сколько на твоём часовом механизме?

Авантюрист поглядел в ту сторону улицы, куда были обращены возглас и распахнутые объятия художника, и увидел приближающегося рыжебородого мужчину средних лет, среднего роста и интеллигентной наружности. Одет он был скромно и опрятно, его светлые глаза лучились добротой, а лицо озаряла ласковая улыбка, свойственная профессиональным лжецам и блаженным. Подобно Синельнику, он тоже раскинул руки в стороны. Однако, подойдя ближе, оба ограничились кратким рукопожатием. Изящным движением кисти Витюша достал из внутреннего кармана пиджака наручные часы без ремешка, глянул на них, приосанился, словно адъютант, собиравшийся доложить Его Превосходительству о прибытии начальника Генштаба, и ответил голосом лорда Девоншира в исполнении актёра Вокача из фильма «Стакан воды»:

— Изволь, друг мой: 8 часов 48 минут.
— Благодарю, дружище. Должен заметить, что в свои 8:48 ты выглядишь не более, чем на 45.
— Ах, Олежа, твои бы слова да Богу в уши... Впрочем, искусство комплимента ты освоил на все 100, — Витюша церемонно поклонился.
— Во многом это заслуга опытного наставника, — ответил художник, уважительно склонив голову. — Раз уж я тебя так удачно встретил, проясни мне вкратце, пожалуйста, один тёмный феномен. Как на самом деле был создан мир?

Судя по безмятежному выражению Витюшиных глаз, вопрос его нисколько не смутил и не застал врасплох, ибо ответ последовал мгновенно:

— Видишь ли, Олежа, как я уже говорил, так случилось, что один из световых эонов вошёл в дизъюнкцию с экстра-монадой, осознал принцип тварности и своевольно создал экзистенциальный прото-макрокосм, чем прельстил мириады сингулярных анимистических субстанций, возжаждавших путём снижения своих вибрационных характеристик трансгрессировать в страту материальной манифестации, дабы постичь все ипостаси и эманации тварного универсума. Это, если в двух словах...
— Исчерпывающе, — сказал Синельник. — Благодарю. Не смею задерживать. Привет Наташеньке.
— Матушке мой поклон. Чудесная женщина. — ответствовал удивительный собеседник, чуть склонив голову и положа руку на сердце. Совершив почтительный кивок в сторону Олеговых спутников, Витюша зашагал к «Макдональдсу», соблюдая белогвардейскую осанку.

«Усраться и не жить» — подумал Лебедько. — «У них тут на каждом шагу такие витюши, что ли?»

(продолжение следует)

....