ТРУБКА КРОУЛИ

Поскольку в одну из своих студенческих зим я был длинноволос, аки юный Томас Андерс, а также носил дефицитную «варёную» зимнюю куртку и «варёные» же джинсы польского производства плюс высокие белые кроссовки мэйд ин Романия, со мной легко сдруживались фарцовщики, принимая то за мажора, то за своего коллегу.

Однажды зимним вечером фарцовщик Иван зазвал меня на их, как он говорил, сейшен, проходивший, разумеется, на флэте с блэклэйблом и биксами. Правда, в роли блэклэйбла выступал обычный шмурдяк, разлитый по импортным бутылкам, призванным скрасить серые пограничные будни зарождающегося креативного класса. А роли бикс исполняли обычные пэтэушницы, желавшие вкусить запретных плодов с древа красивой жизни, которое символизировал заветный флэт, принадлежавший родителям фарцовщика Вовы.

– Олдеры в закордонном вояже. Папик там что-то по международной торговле, мамашка при нём, так что до лета флэт полностью наш.

Когда мы вошли, веселье уже было в разгаре. Хозяину и гостям я был представлен Иваном как «поэт, пишущий чумовой сюр». Особой эйфории по этому поводу среди присутствующих я не заметил, поэтому сразу пропущу описание жилища, портретные характеристики собравшихся, а также иные несущественные детали и перейду сразу к главному.

В конце вечера четверых гостей, в том числе и меня, хозяин квартиры пригласили в комнату, которая до того была заперта. Оставшаяся часть компании смотрела нам вслед с нескрываемой завистью.

В отличие от остальной квартиры в запертой комнате царил неожиданно образцовый порядок. Здесь давно не проветривали, однако воздух не был спёртым. Приятно пахло сандаловым деревом, витал аромат ментоловых сигарет и ещё, кажется, чего-то сладкого и горелого.

Моё внимание привлекла выцветшая фотография на стене, висевшая в тёмной рамке над письменным столом. На фото пожилой дядька в морской куртке таращился куда-то вдаль, держа в руке изогнутую курительную трубку. Судя по состоянию снимка, тот явно был сделан давно и к тому же являлся никак не оригиналом, а более поздней и некачественной пересъёмкой. Человек с фотографии производил весьма неприятное впечатление.

Когда пятеро вошедших расселись, Иван повернул ключ в замке и сказал Вове:

– Доставай.

Вова неторопливо выудил откуда-то из недр антикварного комода довольно крупный бархатный мешочек чёрного цвета, завязанный золотыми тесёмочками. На его потёртом боку красовалась вышитая золотая монограмма, которую я не успел толком рассмотреть, потому что Иван обратился ко мне:

– Пока Вовчик заряжает, почитай свой сюр, пожалуйста.

Я начал читать стихотворение о химерах. Володя тем временем извлёк из бархатного мешочка довольно массивную курительную трубку чёрного цвета с пожелтевшим костяным мундштуком, и аккуратно всыпал в её чашу какую-то зеленоватую труху из маленького целлофанового пакетика.

Я поднялся и сказал, что меня эта тема не интересует, лучше уйду прямо сейчас, пусть вам достанется больше. Вова нехотя открыл дверь комнаты и сказал, что я много теряю, ещё не поздно передумать. Ведь они сейчас будут курить из настоящей магической трубки. У каждого, кто курит специальное снадобье из этого агрегата, исполняются любые желания.

– Как ты думаешь, почему мои старики свалили за бугор тогда, когда МНЕ этого захотелось? – спросил Вова, ехидно прищурившись.
– Мало ли, – я пожал плечами. – Может твоего батю по работе послали. Просто так совпало да и всё.
– Ага, совпало, – Вова зловеще блеснул золотой коронкой. – И матушке резко припекло с ним ехать, а она вообще не из его конторы, она стоматолог – это тоже совпало? И их вместе вот так легко за бугор выпустили – совпало?

Не желая продолжать этот бессмысленный спор, я быстро попрощался и ушёл.

С тех пор ни с кем из фарцовщиков я не виделся. Много лет пути наши не пересекались, а та история с трубкой, казалось, совсем вылетела из головы. Пока однажды на засыпанной опавшими кленовыми листьями улице я случайно не повстречал Ивана.

По грязной одежде, многодневной щетине на опухшем лице и перегару было ясно, что жизнь бывшего фарцовщика давно дала трещину. Мы немного постояли, вспоминая былое. От прежнего молодцеватого Ивана мало что осталось. Передо мной стоял его призрак – потухший пятнисто-бледный субъект. На протяжении разговора он под разными предлогами пытался выцыганить у меня сперва 20 гривен, затем 19, потом меньше, ещё меньше. И так ставки снижались, пока не замерли на цифре 5. Я догадывался, на что он хочет употребить искомую сумму и раз за разом повторял, что денег нет.

– Как там Вовчик и компания поживают? – спросил я, надеясь сменить тему.

– А Вова умер, – поморщившись, как от зубной боли, ответил Иван. – Утонул, хоть и плавал, как рыба. Они на речке компанией что-то отмечали. Он им, дескать, наливайте, а я пока сбегаю окунусь. Ну и окунулся. А всплыл через неделю за два километра вниз по течению, у лодочной станции. Весь чёрный и разбухший, как жаба.

– В то лето несколько наших гикнулось, – Иван вдруг оживился, глаза его заблестели. – Надо бы помянуть, кстати. Вовик утоп, Валик вообще попал по-дурному – был на даче, лез на яблоню, поскользнулся, упал с высоты табуретки. В итоге инвалид на всю жизнь, не говорит, только лежит и глазами двигает. Мама его с ложечки кормит.

Серёгу вроде бы убили. По неизвестным причинам. Утром двинул на рыбалку, вечером домой не вернулся. Через пару дней родня кинулась искать, подняли ментов, собак, все дела. А нашел его старший брат. На том бережке Десны, где они с детства удили. Говорит, издали вижу – лежит младший возле своих удочек, будто уснул. Нога на ногу, руки на груди сложены, лицо кепочкой прикрыто. Ничего не взяли, хотя у него удочки были дорогие – фирменные японские, название не помню, углепластиковые. И велик чешский шоссейный «Favorit», 10 передач, навороты с примочками, вся фигня. Ну ты понимаешь, да? Вокруг никаких следов борьбы, на теле нет побоев, кроме маленькой тёмной точки на виске. А что оно такое с ним случилось – непонятно и спросить некого.

– Наташка повесилась, – продолжал Иван. – То ли шизанулась от передоза, то ли белочку поймала. Она после развода со своим арабом к Вовчику прибилась, а после его смерти резко бухать и ширяться стала. Говорят, ещё там, в Эмиратах, подсела. Бабка её рассказывала, что за полчаса до финиша Натаха по комнате бегала, визжала, типа что-то страшное увидела. Старуха метнулась было к телефону, хотела санитаров вызвать, но тут внучка затихла. Бабка чуть погодя набралась смелости, заглянула в комнату – а Натаха уже на люстре вздернулась и ногами дрыгает.

– Так что я последний остался, – внезапно сказал Иван. – А тебя, видишь, уберегли.
– В смысле?
– А ты такой наивный, что до сих пор не въехал? – лицо Ивана перекосила кривая ухмылка. – Наташка заняла твоё место.

Бывший фарцовщик сокрушённо покачал головой.

– Что ж вы все такие тупые-то? Всё вам прямо разжуй и в пасть положи. Короче, объясняю популярно. Все, кто в тот вечер курили сраную трубку – сдохли нахрен. Ну, кроме меня.

Иван неприязненно покосился в мою сторону.

– Ты ушёл, Вова позвал Наташку. Ну, чтобы число было нечетное. Сечёшь, нет? Короче, Вовчик рассказывал, что однажды ночью случайно подслушал, как его батя в пьяном виде своему корешу на кухне втирал и про трубку эту и про то, что по каким-то там правилам именно впятером нужно курить, иначе не сработает. А батя ту трубочку, прикинь, своровал у одного британца, с которым пересекался по своей забугорной работе. Подробностей не знаю, но с тех пор Вовиному папику такой фарт по жизни шёл – всё в масть!

Знаешь, и у нас сработало. У каждого вся загаданная дураса сбылась. Я свой магазин видео-аудио открыл. Наташка вышла замуж за арабского шейха. Вова не вылазил из кабаков, все тёлки у его ног…

Иван замолчал и посмотрел на меня своими мутными выцветшими глазами. Это был тот особый взгляд, какой бывает у пойманной рыбы, уставшей биться в сетях.

– Чувствую, мне недолго осталось. С гулькин хрен, примерно. Так что пошли выпьем за упокой меня пропащего, помянем бывшего хорошего человека.

Он вцепился в мою руку и попытался увлечь за собой.

– Стой, – сказал я. – Что ты знаешь о той трубке? Кто сейчас её хозяин?

– Хозяин тот же, что и всегда, – мрачно ухмыльнулся Иван. – Только через эту трубку он курит не человечье курево. Точнее, человечье, но в другом смысле. Через неё он курит нас.

Иван отпустил мой рукав и быстро зашагал прочь.

Я окликнул его, но он, не оборачиваясь, выругался и послал меня к чёрту, хотя было очевидно, что в этот раз нам не по пути.

...

P.S. Как выясняется, даже самые патентованные и сертифицированные "маги" не в курсе элементарной техники безопасности при обращении с подобными артефактами. Надеюсь, теперь хоть кто-то задумается о неизбежной расплате за дурацкие игры с вещами "людей водоворота". В подобных ситуациях я бы рекомендовал очень тонко прислушиваться к ощущениям, и если в вас желание жизни еще сильно - уходить как можно быстрее из мест с такими артефактами, воздерживаться от курения и т.д. и т.п.