Гори, гори, моя...

Есть такой знаменитый венский психолог Виктор Франкл создатель логотерапии и экзистенциального анализа. Он знаменит прежде всего, тем, что это был единственный из психологов побывавший в концентрационном лагере и написавший об этом в своей книге под незамысловатым названием «Психолог в концентрационном лагере» (как глава к книге «Человек в поисках смысла»).

Так вот он пишет, что когда, человек утрачивает свою точку будущего, он утрачивает и всякую надежду на продолжение своего существования. Ведь заключенные не знают, сколько они будут находиться в лагере. Возникает чувство пустоты и бессмысленности существования, меняется видения мира, в котором за колючей проволокой видится совершенно фантастический, утопический мир. И наоборот, видение конца, дает духовную опору, которая поддерживает в человеке остаток человечности, что ли, не дает окончательно опуститься к животному. И в конце Франкл как бы отвечая на вопрос, что же такое человек, отвечает – это существо постоянно принимающее решение, что же оно такое. Суть логотерапии по Франклу это поиск смысла своего существования.


Именно о смысле существования, я и задумался посмотрев вчера фильм Алексея Балабанова «Кочегар».
Надо сказать фильм лишь блестящий пример как из внешне простого (в балабановском контексте) сюжета создать киношедевр. Он не зря сам пишет свои сценарии, только так можно создать то, что ты действительно хотел бы донести до зрителя.


Чукча (в фильме якут) – майор и Герой Советского Союза уже само по себе сюр, а то что он пишет книгу о плохом русском, который пришел обижать якутов, поголовное большинство или бывших или действующих военных, на фоне задрипанных домов (как после войны) и суровых молчаливых лиц делают действительность еще более нереальной (в своей ужасной реальности).

Балабанов подобно фашистам стирает временные границы или даже не стирает, а как бы путает. То время у него как бы шальные девяностые, то упоминание войны в Чечне, что уже свойственно нулевым, а то и вовсе Дидюля приезжает, надо бы сходить на концерт и джипы на дорогах. И зритель как заключенный утрачивает временные рамки, а с ними (читайте выше у Франкла) приобретает и чувство обреченности и бессмысленности.

И кочегарка, как символ поддержания жизни и вместе с тем бренности существования, которая по мере развития сюжета отдаляется (но не становится от этого меньше) все больше напоминает трубу крематория в концентрационном лагере, жителями (или заключенными) которого мы с вами являемся. О зыбкости жизни все время напоминает огонь постоянно присутствующий в каждом доме (моментально в море).

Надо отдать должное Балабанову с чувством справедливости у него всегда не было проблем, как и со жмуриками. И кочегар, одетый в одежду самого режиссера Балабанова пишущего сценарии к своим фильмам и не обращающий внимание на реальность, в итоге сам понимает, что реальность все равно придет к каждому, как и осознания (бессмысленности?) смысла своего существования. И фотография, на память, сделанная на Поляроиде или история, сохранившаяся на кинопленке будет всем, что останется после нас.

Так что же мы такое на самом деле?



Вопрос останется и после нас.