Письма товарища Сухова

Вот, например, известный Ремарк «На Западном фронте без перемен»:

Ни для кого на свете земля не означает так много, как для солдата. В те минуты, когда он приникает к ней, долго и крепко сжимая её в своих объятиях, когда под огнем страх смерти заставляет его глубоко зарываться в неё лицом и всем своим телом, она его единственный друг, его брат, его мать. Ей, безмолвной надёжной заступнице, стоном и криком поверяет он свой страх и свою боль, и она принимает их и снова отпускает его на десять секунд, — десять секунд перебежки, ещё десять секунд жизни, — и опять подхватывает его, чтобы укрыть, порой навсегда.

Еще в этот момент все говорят о бессильной злобе. Всепоглощающей, от невозможности влияния на происходящее. При боевом столкновении все понятно и все зависит от тебя, а при обстрелах, только от Бога, Судьбы, Фатума. Поэтому тут сильно развита символика, тотемы, амулеты, ладанки, иконки, всякие приметы.

Попавший под мобилизацию православный пастор с Ривенщины отказался брать в руки оружие. Чего тогда сюда приехал, спрашиваю. Бог привел, говорит, а я не могу противится воли власти, потому как всякая власть от Бога. Простится выйти за периметр и посетить молебенный дом. Я говорю, а если командование запретит. Подчинюсь, говорит, нельзя так нельзя. Зачем тебе молитвенный дом, если ты не принимаешь иконы, церкви (не баптист, не адвентист). Хорошо, говорит, можно тогда я тут с вами помолюсь. Хорошо, давай помолимся, говорю. И он в течении пяти минут просил Бога о нашем здравии, о здравии всех наших родных, о мире на Украине, о выздоровлении болящих, и процветании всех людей, о терпении ждущих матерей, жен и детей. У меня аж слезы выступили. Сказал спасибо и ушел. А я сижу такой весь чистый, как после душа и понимаю, что только что тут был ангел.

Определили его на кухню. Он не против, работает как все. Я к ротному. Ротный говорит, я ни куда его не отдам, цэ, кажэ свитла людына, наш ротный талисман. 

Отправили в другую бригаду. У меня остался его номер. Мы иногда созваниваемся.


Еще хочу сообщить вам - дислокация наша протекает гладко, в обстановке братской общности и согласия. Идем по пескам и ни о чем не
вздыхаем, кроме как об вас, единственная и незабвенная Катерина Матвеевна. Так что вот зазря убиваться не советуем. Напрасное это занятие...

Все здесь напоминает черно-белую Зону Тарковского. А приезжающие с передовой, небритые разведчики, на замызганных джипах, обвешанные оружием, Сталкеров. 

Тут все так же. Все быстро меняется, вчера здесь было безопасно, сегодня здесь не пройдешь, рискованно. Много шастает РДГ.

Пока все тихо. Даже на блок-постах по периметру стреляют все реже и реже. Но бойцы врутся на передовую. Мой земляк, с области, назначенный на кухню (взвод обеспечения) говорит, я не для этого сюда пришел, я дойду до командира бригады, мне на передовую надо. 

Зачем всем надо на передовую, у каждого свой ответ. В большинстве случаев, это побег от повседневной солдатской рутины.

А «там драйв, движняк, не скучно, они нам суют, мы им», объясняет мне уже поймавший трошки адреналина, вернувшийся за карематами, товарищ.

Кормят отлично. Все в одноразовых посудах, чтобы не было проблем с качеством мытья котелков и последствий с кишечными инфекциями после этого. Возле столовой всегда дежурят собаки. Их здесь много и они все с различных подразделений (ходят за бойцами только своими, часто выискивая своих по им только известному запаху, потому как форма у всех одинаковая). Им дают прикольные клички. Например есть ласковая собака минометной батареи с позывным «Нона», или вертлявый кобелек с первой рты с позывным «Хохол».

Обратно пишу вам, разлюбезная Катерина Матвеевна, поскольку выдалась свободная минутка. И разнежился я на горячем солнышке, будто наш кот Васька на завалинке. Сидим мы сейчас на песочке возле самого синего моря, ни о чем беспокойства не испытываем. Солнышко здесь такое, аж в глазах бело...

Ни чего не меняется. Бойцы так же как всегда устают от окопной рутины и требуют действий, пеняют на командование, мастерят хитрые ловушки, совершенствуют снаряжения.
В кажущейся неразберихе, где все перемешано и ни чего не понятно. Но есть кто-то не видимый, который все знает и все понимает и только он знает когда, что нужно делать , когда, что будет и потому, дает сегодня именно такие, а не иные задачи. И все их выполняют.

Как я уже писал, мотивы добровольцев в порядке убывания по статистике наших психологов-волонтеров выглядят так: 

1. Месть, ненависть к врагу.
2. Недоверие власти.
3. Усталость от семьи.
4 Авантюризм.
5.Самоутверждение.

Встречаешь бойца и непременно пытаешься всунуть его именно в эти рамки, хотя доброволец он или мобилизованный не отличишь. И он как бы и всовывается, но все равно где-то выпирает, что-то не до конца подходит. Нет правильных или неправильных мотивов. Все кто здесь, все здесь. А там это там.

Спрашиваю напившегося в воскресенье бойца:
– Ты зачем сюда приехал?
- Да, я все понял, - отвечает.
- Зачем ты здесь? – опять настаиваю я.
Смотрит не понимающим взглядом, выискивая подвох в моем вопросе.
- Водку пить? – подсказываю я варианты ответа.
- Захыщаты Украину, - каже.
И тут же опускает глаза. Понял, что сказал правильно, но эти его слова не возможно увязать с его действиями.

А еще хочу приписать для вас, Катерина Матвеевна, что иной раз такая тоска к сердцу подступит, клешнями за горло берет. Думаешь, как-то вы там сейчас? Какие нынче заботы? С покосом управились или как? Должно быть, травы в этом году богатые... Ну да не долго разлуке нашей тянуться. Еще маленько подсоблю группе товарищей, кое-какие делишки улажу и к вам подамся...

Сны. Тяжелые и вязкие, как у капитана Вилларда из «Апокалипсиса сегодня». Много снов. Про революционных матросов, дежурящих с пулеметами в парадных в отжатых у царских чиновников особняков, про стаи бродячих собак глядящими на тебя человеческими глазами вражеского контрразведчика, про шастающих в темном коридоре невидимых нинзя с тепловизарами на глазах.

Весь день проводишь в напряженной тревоге, которая уже пропитала все сознание и срослась с мыслями и телом, стала привычной и обыденной.

После ужина закуриваешь сигарету и наслаждаясь неописуемо прозрачным небом, с непривычно повернутой Большой Медведицей, замечаешь, что как минимум одна из них двигается. Становится неуютно и ты скрываешься за елкой.
Всматриваешься в серые, голые и унылые пейзажи, в надежде отгадать кто еще, кроме беспилотников и ГУГЛА наблюдает за тобой. Может как раз сейчас, в оптический прицел, та странная барышня с позывным «Зая», за которой охотятся наши разведчики, поправляет выпавший из кикиморы локон и зевая гадает, стрельнуть в того или того. Что за странные игры в Бога.
.
А ежели вовсе не судьба нам свидеться, Катерина Матвеевна, то знайте, что был я и есть до последнего вздоха преданный единственно вам одной. И поскольку, может статься, в песках этих лягу навечно, с непривычки вроде бы даже грустно, а может быть, оттого это, что встречались мне люди в последнее время все больше душевные, можно сказать, деликатные. Тому остаюсь свидетелем боец за счастье трудового народа всей земли, Закаспийского интернационального революционного пролетарского полка имени товарища Августа Бебеля демобилизованный красноармеец Сухов Федор Иванович.