Посещение
Немолодой человек вышел на перрон, скинул с плеча рюкзак и остановился, чтобы прикурить.
Возле него стоял очень смуглый, почти черный, одетый в пеструю, грязную одежду дед, напоминающий мексиканцев из фильмов Тарантино. Он откровенно смотрел на только что вышедшего немолодого человека, взглядом брошенной собаки, так же ничего не говорил, предполагая, по всей видимости, что немолодой человек сам догадается о цели его любопытства.
- Прошу, - сказал немолодой человек, затянувшись, - а шо батьку, чи то маетэ у вашому мисти наречених?
- Ничь ни, - только успел разобрать немолодой человек.
Последующая непереводимая речь, обильно снабженная живой мимикой и очень сложной жестикуляцией «мексиканца» , в купе со зловонными запахами из его рта отнюдь не виски, напрочь отбили охоту у немолодого человека что-либо спрашивать у местных аборигенов.
- Добра, добре, - быстро проговорил молодой человек, успокаивая горный поток речи «мексиканца». – Бильш пытань не
маю.
Безболезненно мимикрировать в среду не удалось, - подумал он. – Наверное, потому что сегодня воскресенье.
Поезд наконец-то уехал и немолодой человек огляделся. На перроне народу было не много, но все они без исключения подозрительно смотрели на немолодого человека. В конце перрона стояла повозка запряженная лошадью, в которой сидело еще два немолодых «мексиканца» в пестрых и грязных одеждах, в ореоле густого табачного дыма.
В голове у немолодого человека заиграла гармонь и теперь, все отчетливо стало напоминать сразу все вестерны, связанные с прибытием поездов. Немолодой человек даже по какой-то рефлекторной привычке хлопнул себя по бедру, проверяя, на месте ли кобура с револьверами.
Но ее там не было.
Чтобы не показаться смешным, для наблюдающих за его действиями, он поправил лежащий в джинсах телефон, поднял с асфальта рюкзак, и двинулся к стеклянным воротам вокзала c надписью «N».
«В уездном городе N было так много парикмахерских заведений и бюро похоронных процессий, что казалось, жители города рождаются лишь затем, чтобы побриться, остричься, освежить голову вежеталем и сразу же умереть», вспомнил немолодой человек и оглянулся в поисках этих самых заведений. К его удивлению, парикмахерских было не много и куда меньше было бюро похоронных процессий, хотя цветы присутствовали повсеместно.
На главной площади городка уже третий день шел праздник. «Праздник мэду», как значилось на большой вывеске.
Аккуратно одетые бабушки, сухенькие старички со старыми, но хорошо выстиранными галстуками, неспешно осматривали медовые разносолы, щедро представленные в размещенных прямо на городской площади возле красочного шпиля городской ратуши, палатках.
Многие прогуливались с пластиковыми стаканчиками и попивали из них сладкий, похожий на кагор, медовый напиток.
Возле фонтана внимание немолодого человека привлекло скопление людей. Он подошел к нему и разглядел среди собравшихся бронзовый памятник Трубочисту.
Сердце его учащенно забилось.
Люди тянулись к отполированным до блеска пуговицами, мечтательно закрывали глаза, чтобы их загаданное желанное не было видно остальным.
Немолодой человек просунул руки через голову невысокой женщины, дотронулся до пуговицы Трубочиста и закрыл глаза.
«Откуда мне знать, как назвать то… чего я хочу? И откуда мне знать, что на самом-то деле я не хочу того, чего я хочу? Или, скажем, что я действительно не хочу того, чего я не хочу? Это все какие-то неуловимые вещи: стоит их назвать, и их смысл исчезает, тает, растворяется… как медуза на солнце. Видели когда-нибудь? Сознание моё хочет победы вегетарианства во всем мире, а подсознание изнывает по кусочку сочного мяса. А чего же хочу я?»- пронесся у него в голове монолог Писателя из фильма Сталкер.
И он как Сталкер перед Шаром ни как не мог сформулировать желание, силился, сильнее жмуря глаза, злился, но желание не приходило. Вернее, приходили, какие-то меркантильные, небольшие желания, которые он и сам в силах был исполнить. А хотелось такого, большого всеобъемлющего, и для всех, как у того же Сталкера , но уже их книги Стругацких.
Рядом загалдели дети, толкаясь и наступая на ноги, теснили немолодого мужчину прилипшего к заветной пуговице.
И он вдруг отчетливо вспомнил самую главную детскую мечту, которую как заклинания повторяли и в детском саду и в начальной школе все его сверстники. Он не мог точно вспомнить, говорила ли о ней мама или бабушка, или диктор центрального телевидения, но она четко жила в сознании любого маленького ребенка его детства. И ему даже показалось, что среди обступивших со всех сторон статую Трубочиста, кто-то из детей даже произнес ее вслух.
ЧТОБЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ, - мысленно произнес немолодой человек и почувствовал, как его желание, еще теплое слилось с другими, точно такими же желаниями толпящихся возле статуи людей и полетело в общем потоке куда-то в небо, туда, куда был направлен взгляд Трубочиста.
До вечернего поезда еще нужно было успеть коснуться кончика торта Ученика Кондитера, босых ступней Кирилла и Мефодия («Балога (бывший мэр городка) учит Петьовку (его приемник и родственник) читать») сабли сына Илоны Зрилы - князя Ференца Ракоци ІІ и пальца князя Федора Корятовича в замке Поланок.