Муха
В тот момент, когда на экране старый раненый раб в исполнении Самуэля Эль Джексона произносил фразу: «- Тебе ни куда не уйти, Джанго, они все равно поймают твою черную жопу», - я увидел проснувшуюся муху.
К покойнику, сразу подумал я, тем более, что жить старому киношному рабу оставалось не более минуты. Потом я понял, что это все не в кино.
Это в моей квартире. Зимой. В декабре.
К моменту взрыва Кендиленда я уже думал только о мухе.
Сначала, я тоже повторил ей слова Самуэля Эль Джексона и даже вспомнил про старую, но все еще отменно работающую мухобойку, висящую в кладовке на гвозде, прибитом еще моим отцом.
Потом, когда уже на экране шли титры, я наблюдал за ее полетом и думал, что вот она проснулась, а все кругом спит. И, что, страшно наверное, так проснуться не вовремя.
Из памяти тут же всплыло воспоминание из первого января, когда я проснулся поздним вечером, не понимая, почему все еще темно и смутно радуясь, что счетчик не мотал сегодня лишние киловатты. Но потом, открывая холодильник, я понял, что такое не возможно и наоборот радовался, что мотал счетчик киловатты и поэтому пиво, заготовленное заранее, обжигающе-холодное.
Да, да, именно обжигающе-холодное. Какой прикольный парадокс, думал я тогда, и радовался, что он уже пришел мне в голову, а пиво только начало свой путь туда.
И что проснуться вовремя лучше?
Или во время чего лучше проснуться?
Во время секса? Во время корпоративного собрания? Во время полета с девятого этажа? А до этого было время? Ну, когда ты еще не проснулся?
Всему свое время. Сейчас время проснуться мухе, наверное, чтобы мухи мыслей в моей голове так же проснулись, для того что бы я мог так же наблюдать и за их полетом. Кажется так – вспомнилась мне фраза, заканчивающая логическую цепочку размышления одного глупого, но очень известного медведя.
Тем временем, муха, так же как и Джанго недавно, хотела свободы и тыкалась в темное окно. Поскольку у мух отсутствуют мозги, я начал как бы думать за нее своими. Вот она подлетает к окну и видит, что кругом, только мухи другой, белой расы, и ты явно не вписываешься в этот белый мир. Но с другой стороны, не хочется всю жизнь прожить пусть и в трехкомнатной, но хрущевской клетке, тем более, что в одной из комнат противно пахнет свежепокленным винилом.
То, что двери в кухню открыты ни чего не меняет - новогодние и рождественские остатки достались белым братьям, а кормушке сегодня лежат только картофельные очистки и противно пахнущие уксусом использованные шкурки от помидоров.
Возле вытяжки оживился и в сладком предвкушении потирает мохнатые лапки паук, а за газовой плитой все тоже тихое, унылое кладбище прошлогодних родственников.
Глупая муха бьется в стекло, хочет на простор, за окно, на свободу. Свобода, усмехнулся я, какая в сущности это иллюзия.
- Прорубить ей окно в Европу? – подумал я усмехаясь. Это было бы жестоко. Но оставить умирать тут, тоже жестоко. Про мухобойку я не думал, ведь я же, пусть на мгновенье, но думал как муха, а значит, был ею.
Любое мое решение навредит мухе, будь то действие или бездействие.
Когда закончились титры и сидящий в клетке раб спросил другого: «Кто был это черный парень?» на экране вместо ответа появилась большая надпись «Джанго» и через мгновенья следующая «Освобожденный».
Музыка закончилась и экран монитора стал черным.
Я опять посмотрел на муху и подумал, что собственно говоря, любое и ее решение, а равно действие или бездействие неизбежно приведет только к одному.
Потом.
В свое время.
Ибо всему свое время.
К покойнику, сразу подумал я, тем более, что жить старому киношному рабу оставалось не более минуты. Потом я понял, что это все не в кино.
Это в моей квартире. Зимой. В декабре.
К моменту взрыва Кендиленда я уже думал только о мухе.
Сначала, я тоже повторил ей слова Самуэля Эль Джексона и даже вспомнил про старую, но все еще отменно работающую мухобойку, висящую в кладовке на гвозде, прибитом еще моим отцом.
Потом, когда уже на экране шли титры, я наблюдал за ее полетом и думал, что вот она проснулась, а все кругом спит. И, что, страшно наверное, так проснуться не вовремя.
Из памяти тут же всплыло воспоминание из первого января, когда я проснулся поздним вечером, не понимая, почему все еще темно и смутно радуясь, что счетчик не мотал сегодня лишние киловатты. Но потом, открывая холодильник, я понял, что такое не возможно и наоборот радовался, что мотал счетчик киловатты и поэтому пиво, заготовленное заранее, обжигающе-холодное.
Да, да, именно обжигающе-холодное. Какой прикольный парадокс, думал я тогда, и радовался, что он уже пришел мне в голову, а пиво только начало свой путь туда.
И что проснуться вовремя лучше?
Или во время чего лучше проснуться?
Во время секса? Во время корпоративного собрания? Во время полета с девятого этажа? А до этого было время? Ну, когда ты еще не проснулся?
Всему свое время. Сейчас время проснуться мухе, наверное, чтобы мухи мыслей в моей голове так же проснулись, для того что бы я мог так же наблюдать и за их полетом. Кажется так – вспомнилась мне фраза, заканчивающая логическую цепочку размышления одного глупого, но очень известного медведя.
Тем временем, муха, так же как и Джанго недавно, хотела свободы и тыкалась в темное окно. Поскольку у мух отсутствуют мозги, я начал как бы думать за нее своими. Вот она подлетает к окну и видит, что кругом, только мухи другой, белой расы, и ты явно не вписываешься в этот белый мир. Но с другой стороны, не хочется всю жизнь прожить пусть и в трехкомнатной, но хрущевской клетке, тем более, что в одной из комнат противно пахнет свежепокленным винилом.
То, что двери в кухню открыты ни чего не меняет - новогодние и рождественские остатки достались белым братьям, а кормушке сегодня лежат только картофельные очистки и противно пахнущие уксусом использованные шкурки от помидоров.
Возле вытяжки оживился и в сладком предвкушении потирает мохнатые лапки паук, а за газовой плитой все тоже тихое, унылое кладбище прошлогодних родственников.
Глупая муха бьется в стекло, хочет на простор, за окно, на свободу. Свобода, усмехнулся я, какая в сущности это иллюзия.
- Прорубить ей окно в Европу? – подумал я усмехаясь. Это было бы жестоко. Но оставить умирать тут, тоже жестоко. Про мухобойку я не думал, ведь я же, пусть на мгновенье, но думал как муха, а значит, был ею.
Любое мое решение навредит мухе, будь то действие или бездействие.
Когда закончились титры и сидящий в клетке раб спросил другого: «Кто был это черный парень?» на экране вместо ответа появилась большая надпись «Джанго» и через мгновенья следующая «Освобожденный».
Музыка закончилась и экран монитора стал черным.
Я опять посмотрел на муху и подумал, что собственно говоря, любое и ее решение, а равно действие или бездействие неизбежно приведет только к одному.
Потом.
В свое время.
Ибо всему свое время.