«Белый вальс» выдающегося писателя мастера слова

Владимир Дрозд

Выпускникам Черниговской средней школы №1 только что вручили аттестаты зрелости. Были речи, бурные аплодисменты, шампанское. А затем начались танцы. Когда объявили „Белый вальс", школьный поэт Владимир Дрозд без колебаний направился к учительнице украинского языка и литературы Валентине Дмитриевне Фальчевской, не только прекрасному специалисту, но и очаровательной красавице. Владимир не был классным танцором, но танцевал достаточно прилично. Главное - во время кружения он успел попросить Валентину Дмитриевну похлопотать перед ее мужем в трудоустройстве молодого литератора в одну из редакций области, ведь Николай Яковлевич Фальчевский вел в обкоме партии прессу, следовательно, имел влияние на все газеты. В том, что он - талант, и незаурядный, Дрозд был убежден. Эта вера вела его всю жизнь. Благодаря ей он достиг высоких творческих и жизненных вершин.
Инструктор принял его тепло. Вообще, уважение к посетителям было определяющей чертой Николая Яковлевича.
Именно с легкой руки Фальчевского Владимир оказался на редакционной работе. Ясное дело, эта работа никуда бы от него не убежала, потому что Дрозд имел настоящий журналистский талант, достаточно быстро оседлал все газетные жанры, писал легко, доступно, интересно.
Конечно, в редакции Олишевской районной газеты он не мог сразу переплюнуть, скажем, прекрасного журналиста Ивана Куштенко или энергичного Бориса Нарижного, но впоследствии вышел на первые роли. Сам активно печатался и пытался найти среди селькоров достойное пополнение. Именно юный Дрозд вовлек в коллектив одаренного Григория Янушкевича, который стал в будущем одним из ведущих журналистов области.
Позже в „Комсомольце Черниговщины", где работали Борис Иваненко, Евгений Гуцало, Александр Скорина, Анатолий Романенко и уже упомянут Борис Нарижний, он тоже занял место одного из значимых.

Очерки, корреспонденции Владимира Дрозда имели огромный резонанс. Он превозносил передовиков производства, людей интересной судьбы и развенчивал стиль работы райкомов комсомола. Когда летом 1961 года я приехал в Чернигов и устроился в молодежку, все комсомольское Придесенье еще дрожало от публикации Дрозда „Тихая пристань на бурной реке", в которой Владимир разгромил Новгород-Северский райком комсомола и его лидеров.
Смелость Дрозда не ограничивалась рамками области. Рядом с нами в редакции работал выпускник Кишиневского художественного училища Владимир Емец. Это была находка для газеты. Из-за язв на подбородке он отпустил бороду, за что и получил прозвище Борода. А тут война со стилягами. Обкомовцам и горкомовцам, конечно же, хотелось показать себя бойцами передовой на „западный" манер. Ходить же далеко им не хотелось. Поэтому и уцепились за бороду Емца. То ли на совещании, то ли на собрании, то ли на пленуме — обязательно прозвучит предложение „побрить редакционного художника", ведь он не идет в ногу с жизнью, пропагандирует иной стиль. Одним словом, докритиковались до того, что готовы были уволить талантливого художника.
Дрозд посылает в Москву в „Комсомольскую правду" статью „Дело о бороде", которая была сразу же опубликована. Досталось самому Леониду Палажченко, возглавлявшему областной комсомол.
Отдадим должное вожаку. Тот понял, что дал маху, не укротив критиканов, и спокойно отреагировал на статью. Мало того, он даже похвалил Дрозда, когда Владимир на его вопрос, над чем работают журналисты газеты, дерзко сказал: "Я лично пишу роман в стихах, продолжение „Евгения Онегина". - „Ну и молодец!"
Похвала Палажченко утонула в гомерическом хохоте участников редакционной летучки...

Одновременно с «кусачестью» Дрозд прибегал к послушанию и повиновению, особенно если было не до шуток. Нередко в этом перебарщивал.
И его можно понять: выросши полусиротой в голоде и холоде, в унижениях и скитаниях, он, сдерживая повышенную гордость  и  самоуважение, которое граничило с самовлюбленностью, боялся потерять кусок хлеба. Этот симбиоз, казалось бы, несовместимых качеств сопровождал его всю жизнь.
Среди работников редакции Дрозд отличался высокой внутренней дисциплинированностью. Владимир приходил в редакцию в шесть утра, садился за стол в своем кабинете и писал, писал. Весной, летом и осенью ни свет ни заря шел на рынок, покупал какой-то роскошный цветок, ставил перед собой на стол и вдохновенно работал...
Кое-кто удивился, когда в 1962 году вышла первая книга Владимира Дрозда „Люблю синие зори". В ней было немало ученического, наивного, но вместе с тем сборник засвидетельствовал появление в украинской литературе талантливого прозаика. Его сразу приняли в члены Союза писателей.
Не   все   журналисты радовались успеху коллеги. Некоторые постоянно подкалывали, унижали, насмехались. Да и какие издательские перспективы светили Дрозду в Чернигове?! Поэтому Владимир срочно выехал в Киев, где искал пространства для реализации творческих планов.
И уже в следующих книгах — „Росток", „Маслины", „Белый конь Шептало" — перед читателем появился небезразличный к сложным проблемам жизни, склонный к философскому осмыслению социально-психологических явлений, наблюдательный и скрупулезный мастер слова.
Опыт, приобретенный Дроздом-журналистом, еще не испорченным газетным делом, пригодился ему. Как мало кто из ровесников, Владимир знал вкус настоящей, неприкрашенной действительности.

Становление Владимира Дрозда происходило в атмосфере общего страха перед правдой, подозрительности, попытки найти скрытые протесты, чтобы посеять недоверие к советской власти. И поэтому молодому Дрозду пришлось испытать притеснения, несправедливые обвинения в отклонении от социалистического реализма.
Ярким примером этого может быть жестокое бичевание автора за роман „Катастрофа", написанный  на олишевском материале. Дрозд осуждал на его страницах карьеризм, самодурство, приспособленчество. Произведение, в сущности, исключили из литературного процесса того времени.
Но Дрозд не был бы Дроздом, если бы уступил литературно-партийным чиновникам. Он решил побить их их же идеалами, которые искал в историческом прошлом. Появились в печати романы „Хорошая весть", „Ювеналий Мельников", „Ритмы жизни", „Дорога к матери", где фигурируют выдающиеся революционеры, ученые. Это тоже можно считать своеобразным „белым вальсом" с приглашением на танцплощадку власти предержащих. К этому периоду относится и его первая литературная награда - премия имени Андрея Головко.
Понемногу туман развеивался. Дрозд создает несколько шедевров, о которых заговорили за пределами Украины. Известный российский прозаик Валентин Распутин высоко оценил роман „Ирий", в котором соединены элементы реальности и фантастики. Вызывают дискуссии экспериментальные произведения Дрозда — „Одинокий волк", „Баллада о Сластене", „Спектакль" и другие.
„Писатель стремится раскрыть диалектическое сочетание позитивного и негативного начала даже в одном и том же характере, — писал известный критик Григорий Сивоконь. – Хоть проявление негативного автор изображает выразительнее, убедительнее. В этом сочетании часто узнаются трагедии неосуществленной надежды и вызванные разными обстоятельствами искажения в формировании человека (в частности молодого) как личности".

Вершиной творчества Дрозда, бесспорно, является роман-эпопея „Листья земли", который, к сожалению, остался незавершенным. Но и то, что увидело свет, дает основания считать Владимира Дрозда писателем высокого европейского уровня. Вполне заслуженно он получил престижные премии — Государственную им. Т.Г.Шевченко и международную фонда Антоновичей.
Пробовал Дрозд свои силы и в драматургии. Одна из его пьес — „Львы на воротах" — шла на сцене Черниговского областного муздрамтеатра.
Что касается „белого вальса", писатель приглашал на него всеми уважаемого заведующего отделом ЦК Компартии Украины Б.В.Иваненко, председателя Союза писателей Украины П.А.Загребельного, даже Владимира Литвина и Леонида Кучму.
Блестящий публицист, Владимир Дрозд написал прекрасный очерк о втором президенте. В этом нет ничего недозволенного. Во-первых, он - наш земляк, а вовторых, сделал много хорошего для родной земли.
Дрозд возглавлял журнал „Киев", куда его рекомендовали Б.В.Иваненко и П.А. Загребельный. О том, что Дрозд глубоко уважал Павла Архиповича, свидетельствует тот факт, что он назвал своего сына Павлом. Но когда Загребельный предложил журналу „Киев" роман „Южный комфорт", Владимир Григорьевич отказал ему да еще и сообщил об этом в высшие инстанции.
— Вот тебе и Дрозд! - пожал плечами Загребельный.
И как писатель, и как человек Владимир Дрозд был сложным и неоднозначным. И это, по-видимому, не столько недостаток, сколько достоинство писателя, гражданина. Ведь он всегда оставался самим собой...
Я горько плакал у его гроба в храме Фроловского монастыря: под покрывалом лежало сухое, как стебель, измученное болезнью тело. Жаль, что Дрозд прожил так мало. Потому что дано ему было Богом много. И не все он успел отдать людям.
Его помнят, читают. На днях в Олишевке состоялся литературный вечер, посвященный писателю, а в его родном Петрушине Черниговского района завтра будет открыта мемориальная доска. Но на этом чествование выдающегося мастера слова не заканчивается. Будут новые вечера, будут новые мемориальные доски, а возможно — и памятник в Чернигове.

Станислав Репьях, еженедельник «ГАРТ» №34 (2422)

Хочете отримувати головне в месенджер? Підписуйтеся на наш Telegram.