Общественный туалет стал домом для бомжей в морозы

Общественный туалет стал домом для бомжей в морозы

Уже несколько месяцев компания из 4—5 человек проживает в общественном туалете, находящемся возле Екатерининской церкви на Валу. В историческом центре Чернигова они занимаются собирательством и попрошайничеством, чтобы раздобыть денег на водку, а туалет используют для отдыха и сна.

Ночь. Улица. Фонарь…

Огромными холодными сугробами укрыт Спасо-Преображенский собор. Их природная толщина еще примерно на полметра увеличена снегом, убранным с пешеходных дорожек какими-то трудолюбивыми людьми. Яркий диск луны, свободный от плена грязных облаков, освещает сугробы — от их созерцания, в соединении с пронизывающим ледяным ветром, морозит все тело.

Именно в эти сугробы, продвигаясь примерно по метру в минуту, ныряет, после каждого с превеликим трудом сделанного шага, пьяный мужичок в клетчатом сером пальто. Голова его укрыта шапчонкой с висячими ушами, из-под пальто видны голубые грязные джинсы с разорванными у основания штанинами и непонятного вида обувь.

— Это я не дойду?! — орет мужичок, пытаясь вырулить с тропинки, ведущей на дорожку, что слева от собора. — Я дойду, еще как дойду! — продолжает он демонстрировать силу своего хриплого голоса, в очередной раз заныривая в сугроб. Мужичок сильно пьян, и для превращения его в состояние «пьян мертвецки» водка уже не нужна. Нужно время, минут пятнадцать на улице или минут пять в теплом помещении, но он этого не понимает, не хочет понимать, да и на фиг нужно ему все это понимать?
— Стоять! — командует мужичок сам себе, и каждое слово нарушает и без того хилое его равновесие. — Я иду! — выплевывая снег, попавший в рот при очередном нырянии, угрожает он.

***

С левой стороны собора, там, где башня с колоколами плавно переходит в прямоугольную часть строения, в темноте тени десятивекового здания притаились три силуэта. Возможно (да и скорее всего), это как раз те, кому адресует свои угрозы несмолкающий путник, прошедший за несколько минут метра три и так еще и не вышедший на дорожку. От силуэтов несет смесью разнообразных вонючих запахов, а одежда не черная, как может показаться, а отвратно грязная.

Их трое, двое мужчин и женщина. Они стоят кругом, лицом друг к другу. У одного из представителей сильного пола в руках водочная бутылка. Пустая на две трети, но, видимо, упасть на хвост этой самой доли так жадно и стремится мужичок. Больше у силуэтов в руках ничего нет, то есть киряют они с горла и без какой-либо закуси, за исключением, быть может, снега или занюхивания рукавом.
— Женщина первая, — привел меня в изумление голос одного из компаньонов, и бутылку передали даме.

Тридцать минут спустя

Мертвецки пьяный мужичок, причем теперь уже в последней стадии «мертвецки», валяется в отключке перед входом в Спасо-Преображенский собор. Наверняка его кто-то сюда притащил, решив, что у входа в собор валяться ему будет лучше. Ну не мог он своим ходом пройти метров десять, если только порыв ветра или какая-то внутренняя волна не отбросила его в сторону храма.
Тело окружили прихожане, и хоть все они верующие и ближнего в беде не бросают, мужичку пытаются помочь исключительно укором или советом — которых он все равно не слышит (а если бы и слышал, то клал он на них).

— Ой, ну зачем же столько пить? А ну-ка, вставай и иди домой! Ему же холодно, наверное…
Вдруг появляются два парня в черном — не из милиции и не из охраны, простые прихожане, верующие или пытающиеся таковыми быть, но заповедь о любви к ближнему, вне зависимости от внешнего вида и состояния, блюдущие. Они подошли к мужичку и по-человечески, по-христиански решили куда-то его оттащить.

Ребята подняли тело, которое, несмотря на питание пойлом единым, оказалось довольно-таки внушительной массы, и, пыхтя, поволокли его куда-то. Взяли они его под руки и пытались заставить передвигать ногами, потому как, когда ноги просто волочились по земле, тащить его было непосильно.

За ребятами увязались три тетушки, продолжая по ходу движения поучать пребывающего в отключке страдальца. Процессия двигалась по направлению к памятнику командарму Фрунзе, и я пристроился за ними с желанием выяснить, куда же все-таки они тащат подопечного.

Портрет на фоне

Мужичка этого, кстати, я видел не впервой. В день последнего приезда Тимошенко он весь день шлялся по площади и просил денег, обещая за это нарисовать благодетеля. Я тогда предложил ему хлеба, но он настаивал на денежных знаках. В итоге я отсыпал ему гривны полторы железок, и он вмиг нарисовал меня палкой на снегу. Мною там и не пахло, хотя мужичок настаивал на абсолютной идентичности портрета и оригинала. Потом он предлагал продемонстрировать свое умение разгонять ветер, причем до такой степени, что «и люди все до пешеходного поулетают!». За это тоже просил денег, но мне, как заказчику портрета, показал бесплатно. Скверно показал, не улетел никто.

В тот же день, вечером, почти перед самым явлением Юли, он выплясывал по проезжей части и был выдворен на обочину рьяными юлефилами.

***
И вот вторая моя с ним встреча. Поравнявшись с коллегиумом, две попутчицы отшились, а третья, видимо, знакомая ребятам, продолжила идти за ними. Ноги мужичка по-прежнему постоянно подкашивались, и несущие то и дело кряхтели, придавая ему вертикальное положение.

Я пытался висеть на хвосте, но поскольку они передвигались очень медленно, то против воли с ними поравнялся. В какой-то момент мне стало жаль добровольцев, и я им подсобил, схватив пьянчужку за курточку и оказав таким образом помощь. Тетя на меня пристально посмотрела, и все пошли дальше.

И тут я начал догадываться, что ведут мужичка в туалет, что именно там, в общественном туалете возле Катеринки, он и живет. Жуть...
— Молодой человек, — обратилась ко мне спутница, когда заметила, что я снова отстаю. — Пойдемте с нами, поможете его в туалет спустить.
— Он что, писать хочет? — я стал делать вид, что не понимаю, так как даже прикасаться к мужичку мне не хотелось (представим только места, в которых он обитает). Во мне словно боролись два «я» — одно, готовое помочь, и второе, не желающее даже прикасаться, — причем с явным превосходством второго. Перчатки, которые были у меня на руках, когда я прикасался к бомжу, я снял, свернул трубочкой и положил в боковой отдел рюкзака.

«Что же делать, — думал я, — съехать? Лучше съехать», — решилось само собой, и я проводил взглядом ребят, потащивших мужичка сначала к переходу возле Фрунзе, потом через него и спускавшихся с телом в дальний от Вала туалет.

Поднимаясь к площади, я вспомнил, что пару месяцев назад знакомая девушка рассказывала, как, едва спустившись в туалет возле Катеринки, с визгом оттуда выбежала, испугавшись людей, сидевших на полу внутри. Значит, они действительно там живут — мужичок и три «силуэта», прятавшихся от него с выпивкой. Живут! Внутри общественного туалета!

Люди, такие же, как мы… Кто-то скажет, что они сделали свой выбор, но осознанный ли он был? И избавляет ли это нас от необходимости им помочь?

***
Описанные события произошли вечером 1 января.
Вспомнилась и другая история. Несколько недель назад, когда как раз начались снегопады, а затем морозы, жильцы одной из окраинных пятиэтажек, посовещавшись, не разрешили переночевать в своем подъезде местному бомжу. А через пару дней кто-то во дворе рассказал, что «Вася-то замерз…»
Это происходит где-то рядом с нами — но мы не обращаем внимания на людей, которые вроде бы и сами виноваты, раз удалили себя из «нормальной» картины мира.
Между тем в городе функционируют целых два приюта для бездомных. И?


Комментарии

Николай Романов, директор Центра социальной адаптации для бездомных и бесприютных:
— О существовании нашего приюта знают и милиция, и врачи, и сами бездомные, но они должны понимать, что мы не ночлежка. Мы принимаем только тех, кому нужен дом и кто согласен соблюдать наши правила. Не пить, в первую очередь.

Приходящие к нам люди первоначально должны быть обследованы врачами: мы даем им направления, в частности, на флюорографию и в кожный диспансер. Только после выполнения положенных процедур они обеспечиваются жильем, одеждой и всем необходимым.
Возможно, информации о нашем приюте очень мало, но в ближайшее время мы намерены провести ряд информационных акций, в том числе размещение материалов в печатных и электронных СМИ, в общественном транспорте. Этим надеемся привлечь и спонсоров, поскольку другого финансирования у нас нет.

Анна Огняник, заместитель главврача скорой помощи по медицинской части:
— С бездомными сталкиваемся практически на каждом дежурстве. Особенно сейчас, когда постоянно находим их замерзающими в снегу.
Мы доставляем их в больницу, где их отогревают, кормят и отпускают. Почему не госпитализируют? Они ни на что не жалуются, а госпитализировать можно только при наличии жалоб у пациента. К тому же у них документов нет, без чего госпитализация также невозможна.
В большинстве случаев сталкиваемся с одними и теми же бездомными. Фамилий их мы часто не знаем, только клички, которыми они сами себя называют. Есть «Борода», «Александр С.» (Анна Григорьевна попросила не называть фамилию. — И.С.) и много других.

Приют для бездомных дело хорошее и нужное, но больно уж много в нем недоработок. К примеру, с бездомных требуют некоторые медицинские справки — но вы можете себе представить бомжа, сидящего в поликлинике в очереди? К тому же они хотят закрыть бездомного в своих четырех стенах, то есть лишить его того, к чему он, становясь бомжом, и стремился, — свободы.
Я думаю, приют должен быть таким, чтобы бездомный мог туда прийти поесть и переночевать, как это за границей делается, а не замерзать на улице. Перевоспитать этих людей невозможно, а вот пытаться недопустить увеличения их числа нужно.

Александр Полегкий, начальник приемника-распределителя для лиц, задержанных за бродяжничество:
— На сегодня (22 января) в приемнике содержится всего один бездомный, поскольку на период выборов мы ограничивали работу, чтобы не лишать людей права голоса. Однако после первого тура начали «работать на пополнение». Вообще средняя наполняемость приемника составляет 15—17 человек, а максимальная — 46. Главная цель задержания бездомных — идентификация личности, на которую законодательно отводится от 3 часов до 30 дней. Во время содержания в приюте бездомные подвергаются дезинфекции, осмотру медработника, а также, с их согласия, мы сжигаем старую одежду и выдаем новую.
Законодательно мы не можем второй раз задерживать одного и того же бездомного, а поэтому они преспокойно могут разгуливать по улицам. Многие же из людей, похожих на бездомных, таковыми не являются. Это приезжие из близлежащих сел, зарабатывающие попрошайничеством себе на спиртное. У них есть документы, а потому задержать их мы не имеем права.


Игорь Стах, фото автора, еженедельник «Взгляд», №4 (138)

Хочете отримувати головне в месенджер? Підписуйтеся на наш Telegram.