Последняя жительница Липовки
Вся её жизнь — бесконечная череда потерь. Впрочем, иногда судьба проявляла милость и давала возможность передохнуть. Тогда Валентина начинала верить, что самое страшное уже позади. И снова — как дом, по кирпичику, — отстраивала рухнувшую жизнь.
Убеждала себя: теперь всё будет по-другому, а горе, которое пришлось перенести, обязательно когда-нибудь компенсируется. Возможно, лёгкой и радостной старостью. Где она настигнет, не важно. Главное, чтобы детей обошли беды и печали и чтобы они нарожали побольше внуков — даже если весь дом от них будет вверх тормашками. Откуда ей было знать, что своего дома у неё в старости не будет. Ни в России, где родилась, ни в Украине, где прошла большая часть жизни.
Она из Новых Юрковичей Климовского района (Брянщина). Молодой уехала работать на Донбасс. Вышла там замуж, родила двух сыновей. И началось...
— Муж был шахтёром. Попал под обвал породы. Его спасли. Но он на всю жизнь остался калекой. У него был перебит позвоночник. Ноги не двигались. Считайте, носила его на себе. И умер у меня на руках, — рассказывает скупо, сжато. Без слёз.
— Видно, выплакала весь лимит, — тяжело вздыхает.
Так же кратко о старшем сыне: умер. От водки, добавляет с горечью. С младшим в середине 80-х вернулась домой. Ведь дома, говорят, даже стены помогают. А ей очень нужна была помощь, чтобы жить дальше.
— Тогда никаких погранично-пропускных пунктов не было. Ходили в другое государство, как на другую улицу. Юрковичские парни перевозили к себе невест из соседних украинских сёл, а наших девушек женихи, наоборот, сманивали туда.
Мне было 50 с лишним, когда тоже позвали замуж. В Липовку (тогда ещё Щорского района, село в 2 км от Новых Юрковичей. — Авт.). Я — вдова, Алексей — вдовец. Оба настрадались. Поэтому ценили каждый день, прожитый без печали. Уважали друг друга. Жалели. Казалось, даже небо надо мной посветлело.
— Они были хорошей парой, — говорит Светлана Пищур, которая была тогда секретарём Горского сельсовета, в состав которого входила Липовка, сейчас — и. о. старосты этого же старостинского округа. — Дрозд (называет по фамилии мужа Валентины Кузьминичны. — Авт.) был серьёзным мужчиной. Обстоятельным. Оба работящие. Трудились в колхозе, пока он существовал. Отходили от своих бед вместе. Прошло время — они как будто оттаяли. В доме не только достаток был, но и позитив. Песни пели.
— Когда всё хорошо, не замечаешь, как мчится жизнь. Больше 10 лет пролетели как один день, — качает головой Кузьминична.
Сын жил в Новых Юрковичах. Растили с женой 5 детей.
Это было самое счастливое время. Потом снова — с небольшими промежутками — одна смерть за другой: не стало мужа, сына, внука. Об этом говорить не хочет. Ещё не отболело. Только вздыхает:
— Остались в опустевшем доме вдвоём: я и моё горе.
Со временем опустело и село. Люди бросали его. Одни уезжали «поближе к цивилизации», другие — к детям. Три года назад в жизни Валентины Дрозд случилась новая беда — едва не сгорел дом. В селе не осталось и десяти человек. Однако жизнь в Липовке ещё теплилась. Можно было пойти выговориться к соседке, посидеть с ней на лавочке, вспомнить былое, обсудить услышанные по телевизору новости.
Весной 2015-го кто-то недалеко от села поджёг сухую траву. Её было много — и на огородах, которые никто не пахал, и во дворах, где никто не жил. Огонь стрелой полетел по улице. За короткое время она превратилась в пепелище. Дом Валентины Кузьминичны уцелел благодаря пограничникам. Они обливали его водой. В нем она и осталась зимовать. Одна на всё село.
Иногда заходили её спасатели — проведать. Приезжала социальная работница из Горска, привозила продукты. Но часто Валентина Кузьминична, устав без общения, сама шла пешком в магазины в соседние сёла. Одно из самых близких — Хреновка — в 6 км.
— Идти в гололедицу — одно мучение. Много раз падала на лёд. Больно.
Поэтому на следующую зиму в Липовке не осталась. Перебралась в соседние Клюсы. В чужой дом. На квартиру. Платит по 100 грн в месяц. Цена по нынешним временам копеечная. Но не в ней дело. Очень трудно было привыкать. Рвалась назад — в Липовку. Но с каждым месяцем возвращение туда становилось всё более нереальным: вещи, которые остались в доме, постепенно растащили. Досталось и самому дому.
— Остался только сруб. Что тут поделаешь? Выбора нет. Осваиваюсь в Клюсах. Тут хотя бы есть с кем поговорить. Хотя в моём возрасте трудно менять и место, и жизнь. Как-никак - 80.
— Неужели? — не могу скрыть удивления: не тянет моя собеседница на столько лет. Одета не по-старушечьи. Волосы покрашены. Хоть и ходит, опираясь на палочку, выглядит явно моложе.
— Думаете: как её не убило горе, да? Я отвечу. Не убило потому, что никогда не теряла надежды. Даже когда не была уверена, что дотяну до завтра. Поэтому и выжила.
Сбылись ее мечты не только о внуках, но и о правнуках. Их тоже 5. Самые ближайшие — в Городне. От внучки Оли. К ним она ездит чаще всего.
— Там две правнучки и правнук. Девочки и причёску сделают, и ногти накрасят. Возвращаюсь домой, как семнадцатка, — улыбается. Впервые за весь разговор.
Мария Исаченко, «Гарт» №48 (2904) от 29 ноября 2018
Хочете отримувати головне в месенджер? Підписуйтеся на наш
Telegram.