Зампрокурора Юрий Балев рассказал о становлении донецкой элиты и зарождении сепаратизма на Востоке

Четверг, 28 Апреля 2016 16:24 | Просмотров: 8452

Черниговчанином первый заместитель прокурора области Юрий Балев стал не так уж и давно: лишь с сентября прошлого года. Официально же получил статус горожанина (вместе со служебным жильем) и того меньше. Как признается сам: еще пару лет назад даже и не думал, что придется бросать налаженный быт, дом, малую родину в Донецке и спешно уезжать из такого привычного города. Если бы не война.

Без малого 25 лет Юрий Балев проработал в органах прокуратуры. И не жалеет об этом. Тем, кто сомневается в искренности и чистоплотности прокуроров готов доказывать часами обратное: он уверен, что 95% прокурорских работников – честные люди. О чем говорит и тот простой факт, что после оккупации Донецка сам Балев добровольцем ушел в ВСУ вместе с 42 своими коллегами из прокуратур области. 10 месяцев эти люди провели в зоне АТО. «Это те люди, которые, потеряв дом, работу, малую родину, шли воевать, чтобы вернуть самое дорогое и близкое…». Как захватывали Донбасс, уроженец Макеевки и земляк Анатолия Могилева и Василия Джарты, Балев видел своими глазами. При этом умудрялся работать в подполье. Спать приходилось в обнимку с оружием, у дверей всегда стоял «коктейль Молотова», а на часах – верный Деннис, домашний пес. Семьи на тот момент в городе уже не было – все уехали к родственникам. Но начался наш разговор не с этого, а с детской мечты… Юрий, учась в школе, видел себя гражданским летчиком.

- Военным я быть никогда не хотел. Не мое. Я сдал экзамены в Кировоградское летно-штурманское училище гражданской авиации, был очень рад, вернулся домой в Макеевку. Возвращаясь от товарища после прослушивания музыки на таких больших виниловых дисках, встретил незнакомцев. В одной руке был пакет, в другой чемодан, пластмассовый, я диски туда сложил. И так банально, они что-то спросили, я что-то ответил. Получил удар в лицо. Кости носа раздробились. Зрение нарушилось, правый глаз практически не видел. Позже зрение восстановилось. Но уже летать я не мог.

- А что прям так могли просто посреди улицы избить?
- Да, такие были времена. Это ж был 83-й год. Дом на дом. Район на район.

- Удалось полетать?
Нет, летать я не мог, а диспетчером быть не захотел. Поэтому поступил в Донецкий политех и успешно отучился два курса – на металлурга. Учился с удовольствием, о будущем особо не задумывался, пока в армию не попал. А тогда как раз Перестройка. Генеральный прокурор КПСС Горбачев уверял, что у нас будет демократия, правовое общество. Я поверил, желал изменить мир к лучшему. Вернулся домой в Макеевку. Смотреть на рэкетиров спокойно не мог. Решил стать правоохранителем. Бросил институт. Чтобы не сидеть у родителей на шее пошел работать слесарем газового цеха на металлургический завод. И параллельно готовился к поступлению. Удачно сдал экзамены – в Харьковский юридический институт на прокурорский факультет. Отучился, а потом по распределению поехал работать в Луганскую область.

- А куда в Луганскую?
- В г. Красный Луч. Что-то говорит?

- Говорит. Особенно в свете последних событий.
- Обычный шахтерский город Донбасса. Никто ни с кем не делился. Что заработал – то твое. Водку пить было некогда, нужно было содержать семью. К тому времени родилась доченька. Поэтому я работал. Шел 91-й год, купоны и карточки, пустые прилавки, длиннющие очереди. Работал стажером, потом помощником, а затем и следователем. Что такое работа следователя? У тебя за ночь три подъема. Прокуратура-то раньше другими делами занималась. Все убийства, трупы – твои. Все должностные преступления твои. Это все была наша подследственность. А потом начали обрезать полномочия. С каждым годом состояние борьбы с преступностью только ухудшалось.
Сегодня все сведено только к регистрации преступлений. Такая у нас реформа…

Приведу пример. Берем Черниговскую область. Показатели раскрываемости по обвинительным актам за первый квартал текущего года – 15%. Это эффективно? Я не сравниваю с показателями времен Союза. До 2000-го года – если раскрываемость была ниже 90%, то начальников милиции снимали с должностей. Да и начальником мог стать только тот, кто прошел оперативную службу. Я знал оперов, которые на своем участке знали даже клички собак. Всех знали. А агентура какая была! «Ногами» раскрывали преступления, а сегодня негласные розыскные действия подавай. Разучились работать, да и прокурорского надзора уже былого нет, законом не предусмотрен. Как результат резко возрос уровень преступности, тяжкие и особо тяжкие преступления – на 65%. И это реформа? Кто из простых людей стал чувствовать себя более защищенным?

- Давайте вернемся к Луганской области, какие там были особенности работы?
- Прокуратура Красного Луча ничем не отличалась от прокуратуры, Краснограда Львовской области. Одна страна, единые критерии оценки работы и общая законодательная база. Когда я работал следователем, то уголовный процесс был намного эффективнее и «демократичнее», и говорильни вокруг не было никакой. До суда по делу пискнуть никто не смел. Сейчас пиар, чернуха, вмешательство в работу следствия и суда. Кругом одна политика, которая прикрывает банальный криминал.
Работая следователем второй год, пришлось расследовать дело в отношении главврача городской больницы, папа которого тогда был секретарем горкома партии. Мне нужно было допросить папу. Он не являлся на допрос. Тогда ему позвонил прокурор города и сказал: «Ты хочешь, чтобы тебя в прокуратуру доставили в наручниках?». Через 15 минут уже был в прокуратуре. Дело ушло в суд.
Тогда Минздрав возглавлял Спиженко. И я направил ему представление об устранении причин и условий, способствовавших совершению преступления. Министр направил комиссию в облздравотдел. Многим руководителям досталось. А обвиняемый пошел под суд, получил свои 5 лет и ничто ему не помогло.
Я не живу прошлым. Но следует признать, что тогда отбор в институты, подготовка, наставничество были на высоком уровне. В институте учился с теми, у которых за плечами была армия, многие прошли Афганистан, работа и жизненный опыт. Блатных практически не было. А сегодня, если ты решил стать юристом попробуй поступи, не имея должного материального обеспечения. В ВУЗах единицы «бедняков», - одна «знать». Видимо на эту золотую молодежь «реформаторы» хотят сделать ставку.

- А с чего вы считаете должна начинаться борьба с коррупцией?
- С себя. Не завидуй, не живи ради выгоды, будь честным. Относись к другим так, как к себе. Не бери сам и не давай другим. Детей этому надо учить. Ребенку надо прививать понимание того, что деньги зарабатываются, а не отжимаются и пилятся. Каждый должен увидеть себя, подумать перед тем, как винить другого. Задать вопрос себе: «А что ты сам сделал?» Обвинять других, не видя себя – удел слабаков и ничтожеств.

- А из Красного Луча куда вы потом поехали?
- В Макеевку. Работал следователем.

- Тяжело было работать в родном городе?
- Нет, легко. Да и какая разница, в каком городе работать! Я просто делал свою работу, которую любил. Ни одно из моих дел не вернулось на доследование, и ни по одному не было оправдательного приговора. Все - с приговорами. Бандиты, чиновники, все. На меня никто не давил, бесполезно. Тогда работа была работой, а не прибыльным бизнесом. Через 2 года работал уже старшим следователем следственной части по борьбе с организованной преступностью в области.

- Были угрозы, когда работали следователем?
- Были, но я их не воспринимал. От судьбы не уйдешь. Боишься – уходи. Угрожали причинением вреда ребенку. Это делал мой подследственный.

- И как вы на это реагировали?
- Это не для диктофона. Я довел дело до суда. И его осудили. Он насиловал женщин, был серийным насильником. Больной (по поступкам), дурно воспитанный мамой без папы. Причем, о нем нам сообщила его мать. Мы уже потеряли надежду и дали объявление через средства массовой информации, дали его фоторобот, после чего позвонила женщина: «Вы знаете, у меня есть такое чувство, что это может быть мой сын». Я и опер выехали на адрес, нашли орудия преступления. Затем задержали подозреваемого. Мать готова была его задушить, и это - самое страшное наказание.

- А какие дела запомнились?
- Многие. Например, дело о бандитизме в отношении группы лиц – жителей одного из поселков города, грабивших и убивавших таксистов. Это были очень жестокие убийства. По одному из эпизодов, один из бандитов привязал таксиста к дереву. Поскольку было холодно, то у преступника замерзли руки. И он перерезал горло потерпевшему только для того, чтобы кровью согреть свои руки. Вот такие были отморозки, двое из них получили пожизненное заключение.

- После Макеевки вы попали…
- В Донецк. Я там работал прокурором района, где было 135 тысяч жителей, а нас было всего 8 работников вместе со мной. И мы с работой справлялись. Досудебное следствие проводилось 25 следователями райотдела, двумя следователями прокуратуры, тремя следователями налоговой. Надзор за следствием осуществлялся мною, моим заместителем и еще одним помощником. Все имели опыт работы следователем. Тогда как сегодня не было процессуальных руководителей, не расследовавших и не умеющих расследовать уголовные дела. Район был сложный, имел свою специфику - это район, где выросли Ринат Ахметов, Ахать Брагин.
В год совершалось 30-35 убийств, половина из них – с применением огнестрельного оружия. Это были лихие 90-е. Именно тогда происходило становление донецкой элиты, когда они из барыг и вымогателей преобразовывались в предпринимателей. Все происходило на моих глазах: одна сволочь отстреливала другую. Самое страшное, что это происходило на улицах города, в присутствии детей, их родителей, прохожих.

- А каким был тогда Ринат Ахметов?
- В наших делах он не фигурировал, я с ним не сталкивался, и с его партнерами по бизнесу не пересекался. Он уже был (пауза)… серьезным предпринимателем.

- И какие у вас остались о нем впечатления?
- Никаких. У меня была иная жизнь, другие ценности, свой круг общения. Я не стремился к общению или дружбе с ним.

- А какая у него тогда была репутация? Сомнительная?
- Все знали, кто он и что он из себя представляет. Весь Донецк знал, это секрет Полишинеля.

- А Виктора Януковича тогда доводилось видеть?
- Доводилось. Я его видел как губернатора области на наших коллегиях.

- И как он себя тогда вел?
- Очень корректно и сдержанно. Взвешивал каждое слово. К прокуратуре у него всегда было «трепетное» отношение, видимо, биография к этому обязывала. Ну и… я хочу сказать, что мы, в принципе, тоже знали, кто такой Виктор Янукович.

- Знать-то знали, а ничего сделать не могли.
- Мы? Так это же Леонид Данилович его поднял. А затем он «дорос» и до его должности, будучи избранным большей частью избирателей Украины.

- А вот по поводу макеевских. Там же тоже тогда интересные люди работали.
- Да. Начальником милиции будущий министр МВД и премьер Крыма Могилев. Начальником ОГСБЭП – Коряк, будущий начальник Главка киевского. И с Джарты я постоянно сталкивался. Мы не сработались. Ребята меня убрали.

- Если я вас правильно поняла: Джарты – человек того же сорта, что и Ахметов?
- У них одни ценности. Говорить о том, что они были бандитами… Для обвинений должен быть приговор суда, вступивший в законную силу. Вот если у Виктора Федоровича были проблемы с законом – это подтверждается двумя приговорами. В отношении Джарты и Ахметова приговоры не выносились.

- А какие ценности были у Джарты?
- Алчный. Был жесткий. Даже жестокий. Когда ставил цель – достигал ее, средства не выбирал.

- Как можно охарактеризовать Ахметова, Джарты?
- Очень хорошо организованы. В своем кругу пользовались огромным авторитетом, который зарабатывали ни один год, поддерживали дисциплину, каждый знал свое место. Никогда не болтали впустую. Они делали свое дело. Для них не существовало преград, в том числе и моральных. Там, где большие деньги – не может быть морали.

- А о Могилеве что можете сказать?
- Прислуга. Это был абсолютно зависимый человек от воли и мнения другого человека – Василия Джарты. И весь его дальнейший путь также зависел только от Джарты.

- Он крышевал бизнес Джарты?
- Обслуживал.

- На вас оказывали давление, когда вы работали в областном аппарате?
- Нет, да и какое на меня можно оказывать давление? Я руководил отделом поддержания государственного обвинения. В отделе работали единомышленники. Когда я пришел каждый второй преступник судами осуждался условно. Уже через пять лет – лишь каждый пятый. В год мы обоснованно обжаловали в апелляционном и кассационном порядке до 1500 приговоров, до 40 процентов в связи с мягкостью наказания. В отношении «честных» судей инициировали проверки через их высшую квалификационно-дисциплинарную комиссию.

- В Чернигове это тоже распространенная практика.
- Мы меняем эту ситуацию. Так, если в прошлом году освобождался от наказания с испытанием каждый второй осужденный, то в первом квартале этого года – каждый третий. И мы будем работать над дальнейшим снижением этого показателя. Преступник должен нести реальное наказание.
Сегодня мы переживаем сложные времена. Все считают себя специалистами во всем. Уголовное производство политизировано. Все критикуют суд, в том числе депутаты, руководители полиции, чиновники…Себя только не видят. Я знал судей, в чьи кабинеты бросали гранаты, а они выносили приговоры членам организованных преступных групп. И таким судьям никто не предоставлял охрану. А сегодня они увольняются, не желая терпеть надуманные обвинения «специалистов».

- Расскажите о тех днях в Донецке, с которых все и началось…
- Я видел, как собирались маргиналы на площадях, как захватывались административные здания. Многие надеялись на то, что у них будут российские зарплаты и пенсии. Они реально в это верили. Мне пришлось пообщаться и с черниговчанами, и здесь есть такие, которые тоже в это верят. И здесь это все могло произойти. А там… Там людей, участвующих в этом всем, именно местных – было мало. Вдобавок, были многотысячные митинги в поддержку Украины. И эти митинги разгонялись на глазах правоохранителей. Кем? Полукриминальными отморозками, гопотой. Плюс гастролерами из Ростовской, Белгородской областей.

- Откуда вы знали, что они именно оттуда?
- Я ж работал в прокуратуре, обладал информацией. Плюс, я житель Донецкой области. Но в отличие от столичных властей я еще что-то и делал. И говорил о том, что надо делать. Я говорил о том, что надо менять руководителей правоохранительных органов Донецкой области, что надо применять силовые методы.

- А как вел себя прокурор области?
- Он не побежал, хотя и не был донецким. В то время милиция и «чекисты» распахивали двери своих зданий, сдавалась сепаратистам вместе с оружием. В областную администрацию сепаратистов завел лично Роман Романов – начальник УВД области. Милиция области во главе Константина Пожидаева спровоцировала захват прокуратуры области. Я вошел в здание через 5 минут, после того, как его захватили. Там не было ни одного милиционера. Там были лишь погромщики, которые выносили все из кабинетов.

- А прокуратура пыталась оказать сопротивление?
- Какое сопротивление? Это же гражданские люди. А на них шла вооруженная толпа. Внутри были молодые ребята из внутренних войск, их смяли. После захвата здания коллектив ушел в подполье, продолжали работать, поддерживать государственное обвинение. Так мы работали 2 месяца, арендуя два кабинета в одном из офисов Донецка.

- За свои деньги?
- Да. Потом мы переехали в другое помещение, так как хозяин здания боялся за свою жизнь. Когда нас начали искать, тогда мы уехали в Мариуполь. Я уехал туда в начале августа. Семью в июне отправил к старшей дочери в Киев. Тогда уже вокруг начали происходить страшные вещи – в аэропорту начались бои, весь город был забит вооруженными «новороссиянами». Спать ложился с оружием, у дверей оставлял «коктейль Молотова», могли прийти гости. Всему был предел, понимаешь? Потом, когда понял, что дальше здесь оставаться бессмысленно, когда уже прекратили работать суды, мы выехали в Мариуполь.

- С каким настроением вы покидали город?
- У меня было предчувствие, что я никогда не вернусь. Уезжал вместе с маленьким песиком, друзей не бросают. Сепаратюг он также не любил.

- А где он сейчас?
- Со мной, в Чернигове. Он был рядом и в Мариуполе. В армию я его не брал, не та порода. Уехал на север области, объехал все прокуратуры. Ребята готовы были добровольно призываться в армию. Сначала было около 600 «добровольцев», а призвалось только 43. К счастью, они все остались живы, только двое ранены были.

- Черниговские ребята из милиции, кстати, ездили в Донецк в эти дни, но были не 1-го мая, а позже – к 9-му.
- Я не знаю. Никто из милиции и СБУ палец о палец не ударил, чтобы навести порядок в Донецке, в области. Никто. И когда будущий Генпрокурор Ярема приехал в Донецк уже с подготовленной группой, которая могла освободить здание ОГА, – но этого не было сделано. Тогда еще все можно было пресечь. И в Славянске тоже, хватило бы роты спецназа.

- А как вы думаете, почему этого не произошло?
- Некому было принимать решения. Все игрались в политику, а политиков с государственным мышлением не было, каждый думал за свою шкуру, свой бизнес. Да и испуг был очень большим. Если бы российские войска вошли через Черниговщину в Украину, то через 3 часа бы были уже в Киеве. Сопротивление некому было оказывать. Армия была уничтожена. Правоохранительные органы деморализованы.

- Как вообще такое могло произойти?
- Почва под «новороссию» удобрялась давно. И местной «элитой», думающей о своем независимом корыте, и киевскими властями, которые ради побед на выборах слили простых жителей местным феодалам. Но больше всех на ситуацию повлияли регионалы, именно они стояли у истоков сепаратисткого постмайдановского движения. Еще в 2013 году, понимая, что власть может быть потеряна, вместе со своей прислугой - коммунистами и криминалитетом они начали собирать «антифашистские» митинги, спекулируя на чувствах местных маргиналов, манипулируя ими, заряжая всем антиукраинским. И делалось это при полном бездействии патриотов, которые тогда об украинском Донбассе даже не думали. В апреле-мае они подготовили почву для проведения «референдума», будучи уверенными в том, что именно они контролируют ситуацию, а киевские власти способны им противостоять.
На тот референдум ходили максимум 20%. «Патриоты» возмущены: куда смотрели остальные 80? Почему они не восстали? Мне бы хотелось посмотреть на «героев» из Интернета, болтунов из телевизора, которые задают эти вопросы тем людям, у которых в руках не было ничего, кроме украинского флага? Мартовские события показали – в Донецке множество проукраински настроенных людей, которых разгоняли маргиналы и гопники, они были вооружены и подготовлены. Все это происходило на глазах у милиции и СБУ. Активисты видели, как бездействовали правоохранители, местные элиты, которые с георгиевскими ленточками стояли рядом с сепаратистами. А патриотов никто не поддержал и никто не защитил. А все что там делалось – только лишь разогревало дальнейший конфликт. Многие задают вопрос: а зачем было пускать Гиркина в Донецк? Ведь от Славянска до Донецка – 110км. И по дороге штурмовики могли эту колонну, растянувшуюся на километры, легко уничтожить. И никакой угрозы ни одному гражданскому лицу. Ну почему-то они все равно зашли в Донецк? Потому что это было кому-то нужно. Может быть. А после этого на власть практически не оставалось надежды. Она окончательно исчезла тогда, когда вошли российские войска. В самый день Независимости. У нас в это время парад на Крещатике проходил. Может, не парад надо было проводить, а усилить тех ребят, которые гибли в Иловайске?

- А вы тогда где были?
- Я был в Мариуполе. Те события мне душу разрывали. Тогда и принял решение призваться в ВСУ.

- Долго думали?
- Нет, не думал вообще. Я к этому был готов. Жене, кстати, ничего не сказал. Я ее потом поставил перед фактом.

- Что она сказала?
- «Это твой выбор».

- Что вы тогда делали?
- Боевое слаживание проходили в 93-й бригаде, в Днепропетровской области. 31-го октября нашу часть направили в зону АТО. Находились в Луганской и Донецкой областях более 10 месяцев без ротации. Были в разных точках – первоначально в 17-ти, потом география расширилась. Были и в Дебальцево.

- А что входило в ваши задачи?
- Мы выполняли все задачи, возложенные на военную службу правопорядка в условиях АТО. Я организовывал выполнение боевых задач, поставленных моим подчиненным. Мы знали местность, настроение местного населения, его менталитет. Мы помогали организовать работу военных комендатур, их взаимодействие с местными правоохранителями. И не давали кому бы то ни было давить на эти комендатуры. Делали все, для того, чтобы обеспечить порядок на территории, где находились наши вооруженные силы. Выезжали на все происшествия вместе с ВСП, боролись с мародерством, пьянством, торговлей оружием, наркотиками и всем остальным. Плюс мы сопровождали процесс мобилизации, не давая местным военным комиссарам зарабатывать на мобилизации. В целом о наших бойцах и волонтерах у всех моих сослуживцев сложилось доброе мнение. Особенно добрая память осталась о бойцах легендарной 95-й бригады, нацгвардейцах. Сталкивались с ребятами из Чернигова, все молодцы.
В нашей части, от рядового до капитана, служило 15 старших советников юстиции. Из военнослужащих до армии 10 работали прокурорами городов и районов, 12 - заместителями. Все они оставили свои кабинеты, Они шли воевать, чтобы вернуть свою родину, свой дом, работу, восстановить порядок и законность на оккупированных землях Украины. При этом никто не хвастал своим патриотизмом. Служба всех изменила. Обострились чувства, вернулось понимание смысла жизни, истинных ценностей.

- По поводу обеспечения. Какое оно тогда было?
- (вздыхает) Да молодцы волонтеры! Что я еще скажу. Зато у нас было вооружение, мы его получали на складах. С боекомплектом проблем не было. У нас были новые, еще со складов, гранатометы, пулеметы, автоматы… Транспорт. Все было. Бронежилеты, каски. Жаловаться грех.

- Не голодали?
- Первые два месяца привыкали. Все изменилось. Я похудел на 6 кг.

- Что ж вы тогда ели?
- Все подряд. Вареные консервы, оказалось, очень вкусная вещь. Потом, допустим, те же консервы смешивали с кашей. Остатки можно размешать с водой, прокипятить, вот тебе и суп.

- Встречались «туристы», приезжавшие туда ради корочек на пару дней?
- Встречались. Приезжали на джипах с кучей охраны. И таких ребят мы дальше Славянска с Краматорском не видели. Я знал очень многих «героев АТО», которые дальше Изюма никогда не ездили.
Кто был в АТО сначала – сбушники, военные, милиция – это смелые и порядочные люди. Подлецов не было. Это уже потом стали появляться герои-туристы, коммерсанты-правоохранители.

- А скажите, почему вы после таких моментов в биографии выбрали тихий Чернигов?
- А мне не только Чернигов, мне и Харьков, и Днепропетровск предлагали.

- Чего ж не выбрали? Такие хорошие города!
- Я большие города не люблю.

- Но ведь даже ваша родная Макеевка больше Чернигова.
- Да, больше, но Чернигов проще и чище. Морально чище. Город нравится, черниговские люди. С ребятами местными служил. Старшая дочь рядом в Киеве. Ни в Харькове, ни в Днепропетровске меня никто не ждал. Меня и здесь никто не ждал. Но я оценил свои возможности реально и выбрал Чернигов.

- Где вы здесь живете?
- Сначала снимал квартиру, а сейчас мне дали служебное жилье. Так что я официально черниговчанин, с пропиской.

- А семья где?
- Она с первого дня со мной.

- Ну и как тут с позиции бывшего АТОшника – где вечная стрельба, а у нас тут такая тишь, что слышно как мухи летают?
- Так в этом вся прелесть. Чтобы оценить мирное небо, теплоту, любимого человека рядом, радоваться своим детям, ходить по тихим улицам – это надо все сначала потерять. Я никогда так не любил свою жену и детей, как тогда, когда был в армии. До слез. Раз в месяц я приезжал их повидать и когда наставал момент уезжать, то моя младшая дочка так плакала… У меня в этой жизни было все: у жены – бизнес в Донецке, хорошая квартира, две машины. Правда, машины все же удалось пригнать оттуда. Со временем, мне привезли одежду, какие-то вещи. Мир не без добрых людей. Но все же я пришел к выводу, что главное в жизни – это любовь, ее ни за какие деньги не купишь. Деньги – это мусор. Моя старшая дочь выросла практически без меня, я все это время провел на работе. А младшая – с первого дня со мной. Хвостик. Я даже ее на работу здесь с собой беру.

- Кстати, а с той стороной в Донецке связь поддерживаете?
- Да, у меня там остались родственники. И какие. Они – просто националисты украинские. Я не знаю, как до сих пор они там живут.

- А как люди живут в Донецке сейчас?
- Как живут в Донецке? Все, что надо для жизни – там есть. Работают все кафе, питейные заведения. И супермаркеты, которые не хуже черниговских обеспечены ассортиментом продукции. Что-то даже дешевле, чем у нас. Там уже редко увидишь на улицах людей с автоматами. Чистота такая – как никогда. Почему? А люди без зарплаты, они обращаются в центры по трудоустройству и за любые деньги метут улицы. Там есть все, но там нет Украины. И поэтому я бы не смог там жить ни дня. Здесь моя Родина.

Анастасия Ярмоленко