Мобилизации ждал два года

Добавить новость

Четверг, 24 Сентября 2015 14:29  |  Просмотров: 2412

В этом году, в День независимости, Максим Лавский из Киселёвки Менского района отметил свое 96-летие. Живёт один. Жену, Анну Александровну, похоронил 12 лет назад. Она была учителем, филологом, он — математиком. Сыновья тоже окончили педагогический. Александр — историк, Владимир-физик. Оба уже на пенсии. Часто навещают отца, хотя старший живет в Бердичеве Житомирской области, а младший — в Северодонецке. Приезжают одни или с семьями (у Максима Михайловича 5 внуков и 2 правнука). Живут в Киселёвке по неделе, а то и больше.

Когда их нет, хозяин тоже не скучает — у него 3 сотки огорода, четыре курицы и петух-приблуда.

Чей он, до сих пор не знает. Искал владельца по всему селу. Никто не объявился.

Живёт у него уже около года.

Готовит на газу. По хозяйству работает только в свежей одежде («Зачем же тогда стиральная машина?»).

Когда идёт в магазин, надевает белую рубашку и шляпу. Многие замужние женщины в селе ставят его в пример своим половинам.

Жалеет, что не может читать так много, как раньше. Правый глаз совсем не видит. Но кроссворды всё равно разгадывает. И за новостями постоянно следит.

— Прогнозируют новую волну мобилизации. Думаю о парнях, которых призовут, и своё прошлое вспоминаю. Как переживал, когда остался немобилизованным один-единственный на всё село (Куковичи Менского района. — Авт.).

Рассказывает: в 1939-м поступил в Конотопский учительский (двухгодичный) техникум.

Врачи при осмотре не обнаружили отклонений, которые могли бы помешать учёбе.

Но на медкомиссии в военкомат т всплыла болезнь, о которой он никому нь рассказывал. В сухую погоду она не беспокоила. Но стоило попасть под дождь или хорошо промочить ноги, они отекали и становились, как брёвна. О том, чтобы ходить, не могло быть и речи. Если долго руки были в воде, они тоже отекали.

Самым лучшим лекарством была горячая печь. Три дня полежишь на ней, и всё проходит. Без печи отёки спадали через две недели.

— Точного диагноза врачи не поставили. Меня признали годным к воинской службе, но зачислили в запас второй очереди. Над тем, что это значит, я голову не ломал. Тогда мы не очень верили разговорам о войне.

Вечером 21 июня 1941-го наша группа отмечала сдачу экзамена. Никто не спешил уходить с вечеринки - впереди было воскресенье. Засиделись до ночи. А утром долго спали. Проснулись с ребятами около 11 часов. Кто-то включил радио. Мы были поражены: война шла уже 7 часов.

Никто не представлял, что будет дальше. Все верили: немцы через Днепр не перейдут. Мы продолжали жить по инерции. Сдали последний экзамен. Получили дипломы. Даже выпускной был.

Проводить его в техникуме директор не разрешил. Мол, не то время. А нам хочется. Пошли в горком комсомола. Там тоже получили отказ. Но вечер всё равно устроили - собрались у кого-то дома. Спиртное тогда ещё продавали. Утром обнялись на прощанье - и по домам. Мы (кому в менском направлении) доехали до Бахмача, а дальше - нечем. Расписание висит - поезда нет. Пешком шли по шпалам до Чес-ноковки. Потом на товарняке доехали до Макошино.

Прихожу домой в Куковичи, а в селе - почти одни женщины: мужчины мобилизованы. Мне было без малого 22 года. На вид здоровый. Казалось, каждая думает: «Почему мой на фронте, а ты дома?»

Он не сомневался: война скоро закончится, он поедет работать по распределению в Каменец-Подольский. Но 10 июля город был оккупирован.

Решил искать работу на месте. Повёз документы в Чернигов — в областной отдел народного образования. А там полным ходом идёт эвакуация.

Когда возвращался домой, над головой пролетел немецкий самолёт. Война приблизилась вплотную.

— Я не хотел быть под немцами. — продолжаем Максим Михайлович. — Собрал кое-какие вещи, взял немного харчей и ушёл. Думал: по дороге присоединюсь к какой-нибудь нашей части.

Вспоминает: добрался до Борзнянского района — где пешком, гае подвозили. До села оставалось каких-то пару километров, как началась гроза. Спрятаться было негде. Промок до нитки. Организм отреагировал мгновенно. Ноги отяжелели. Каждый шаг причинял боль. Шёл медленно и долго. В селе постучал в ближайший дом.

— На моё счастье, хозяйка топила печь - пекла хлеб. Рассказал ей о своей беде. Она говорит: лезь на лежанку. Пролежал, не вставая, два дня. Эта добрая женщина ухаживала за мной. До сих пор помню - её звали Мария. Рассказывала, что бригадир в колхозе.

Из-за болезни пришлось вернуться домой. Прожил в Куковичах всю оккупацию. В 43-м наконец мобилизовали и меня. Был техником-механиком в запасном полку. Служил в основном в Белоруссии. После освобождения ремонтировал уцелевшую колхозную технику, копал картофель. Я ещё и суп парням варил - повара у нас не было.

Возвращался в село уже с лёгким сердцем: всё-таки, что мог, сделал для победы. Достал залежавшийся диплом учи-тельського техникума. (Со временем окончил Нежинский педагогический институт.)

Преподавал математику, был завучем. Работал в Менском районе - в Куковичах, Даниловке, Блистове. Больше всех сел понравилась Киселёвка. Здесь и остался жить.

— И для пожилых, и для молодёжи Максим Михайлович не старик-пенсионер, а учитель. Даже в свои 96 он - авторитет, — говорит председатель села Константин Ступак.

— Хотел бы и я иметь такую старость,— добавляет 66-летний Владимир Жук, который живёт по соседству.

— Тебе до неё ещё далеко, — улыбается Максим Михайлович.

Спрашиваю, вылечил ли он свою болезнь.

— Полностью - нет. Она до сих пор без точного диагноза. Приходится постоянно избегать влаги. Но с этим можно было бы как-то мириться, если бы новые болезни не добавились. Но ничего, — не падает он духом, — поболит и отпустит. Ребятам на войне намного тяжелее...

Анна Ефименко, "ГАРТ" №39 (2739) от 24 сентября 2015

Хочете отримувати головне в месенджер? Підписуйтеся на наш Telegram.

Добавить в: