Замерзшая судьба

Добавить новость

Пятница, 8 Мая 2015 13:33  |  Просмотров: 2248

Киенка Черниговского района. Морозный зимний день 1942-го. В небольшом домике семьи Плоских завтракали. 4-летняя Надюша едва успела взяться за ложку, как на стол упал маленький почерневший пальчик. Девочка со слезами посмотрела на несколько обрубков, которые торчали вместо пальцев. «Мама, а пучки у меня еще отрастут?» — взглянула с надеждой. «Отрастут, родная, отрастут», — сдерживая слезы, отвернулась Ксения Мусиевна.



— Не повезло нам тогда с «квартирантами»,

— горько улыбается 77-летняя Надежда Антоновна. — Зимой 1942-го немцы стояли в нашей области. Расквартировались по всем окрестным селам. У нас домик был небольшой, зато очень теплый. Отец был печником, поэтому сложил хорошую печь. В доме была лежаночка на одного, на которой спал старший брат Василий, и полуторная кровать — для нас с мамой. Больше спать было негде. Нам троим места хватало, отец был на фронте. Но «на квартиру» к нам направили трех немцев. Глянули они, что места мало, схватили нас с мамой (Васи дома не было) и стали выталкивать за дверь. Мама, конечно, сопротивлялась. Тогда ее ударили прикладом автомата в висок и выбросили на мороз. За ней туда же полетела и я. В чем была... Перед приходом немцев мама как раз зашла с улицы, поэтому была одета, аяв одной коротенькой распашонке — в доме же тепло, чего кутаться. Мороз тогда был страшный, да еще и ветер. Мама лежала без чувств, а я настолько замерзла, что даже и не думала куда-то бежать. Подлезла под корыто, которое стояло под домом, скрутилась — стало теплее и уютнее. Чтобы не лежать на снегу всем телом, уперлась в землю голыми ногами и локтями. Сколько времени провела в таком положении, даже не помню. Как сквозь сон видела лица Васи и мамы, которые склонились надо мной.

Когда к Плоским пришли немцы, Василий был на катке. Вернувшись домой, 12-летний мальчик наткнулся на маму, которая была без сознания. Начал тормошить ее, оттирать лицо снегом. Когда она пришла в себя, вместе кинулись искать малышку. Достали скорченную Надюшу из-под корыта и через огород перенесли к соседям в дом.

— Разогнуть руки и ноги я не могла. Хотелось лишь одного — спать. Сначала меня опирали снегом и какими-то лохмотьями, а потом опустили в корыто с теплой водой и начали медленно разгибать конечности. Ох и больно же было! Казалось, умру от боли. Зато примерно через неделю я стала выздоравливать. К тому времени немцы уже ушли из села, мы смогли вернуться в свой дом. Хоть в себя я пришла быстро, но пошевелить руками и ногами не могла еще долго — они были покрыты страшными болезненными ранами. Лечить их было нечем. Единственной доступной «мазью» было подсолнечное масло. Но и его нельзя было достать. Продукт не дефицитный, но немцы отобрали у людей всю еду, какую только нашли. Спасибо односельчанам, сносили в наш дом буквально по капле того масла. Кто чайную ложечку нес, кто столовую. До сих пор каждый день молюсь за тех людей — именно благодаря им я и осталась жива. Но, к сожалению, от увечья это не уберегло.

У маленькой Надюши до самых костей прогнили пятки. На ногах осталось только по большому пальцу. С руками было не лучше: на левой уцелел лишь большой палец, на правой — большой, указательный и мизинец. Было от чего впасть в отчаяние, но девочка боролась за жизнь. Как-то случайно услышала слова соседки, которые та бросила матери: «Сочувствую, Оксана, нахлебница у тебя растет!» Тогда и решила: любой ценой, но будет не менее полезной, чем другие. Изуродованными ручонками девочка научилась чистить овощи, держать веник и тяпку и даже носить коромыслом воду.

— Вот это было, конечно, тяжелее всего, — вздыхает Надежда Антоновна. — Как ходить, когда нет никакой опоры — ни пяток, ни пальцев? Только представьте себе, как это выглядело! Не ходила, а прыгала. Ноги при этом как в огне горели. А тут еще и тяжелое в руках неси. Колодец был далековато, поэтому, набрав воды, я старалась буквально бежать домой, чтобы только скорее.

Несчастливая

В 1946 году с фронта вернулся отец. Через год в семье родился еще один сын — Володя. Работы у Нади добавилось — все хлопоты о новорожденном легли на нее. Перепеленать, укачать, сварить картофельный кисель... Нужно было еще и уроки учить. Вместе с другими детьми Надя ходила в школу. Даже научилась писать, держа двумя пальцами ручку. И хоть после войны среди детей было немало калек, в киенской школе такой была только Надя. Школьники издевались, относились с презрением. Девочка лишь молча глотала слезы.



— Особенно допекал один парень, который жил на нашем краю, — вспоминает Надежда Антоновна. — Когда шла в школу или из школы, всегда шел сзади и обзывал (в школе мне придумали прозвище — Кукса). Однажды так донял... Мы носили чернильницы в небольших мешочках на веревочке. Вот я и не стерпела — огрела его той чернильницей. После этого до окончания седьмого класса никто меня уже не трогал. А в старших классах я перешла в вересочскую школу, жила у тети. Там одноклассники тоже смотрели на меня свысока — они же здоровые, а я калека. Поэтому свободное время проводила в компании тетиной дочери — Вали, которая была на год старше. Хотя именно здесь нашла и верных подруг — подружилась с тремя девушками. I Одна была из Хибаловки и две из

Вересочи. Эти меня не чуждались. Дружеские отношения мы поддерживали и после школы. Правда, хибаловская подруга сейчас живет в Куликовке, поэтому давно не виделись с ней, одна вересочская умерла, а со второй дружим до сих пор.

После окончания школы Надя не осталась дома, а поступила в культурно-просветительный техникум в Нежине.

- Да, странно слышать, что калека вместе со здоровыми могла учиться на равных. Но как бы ни ругали советскую власть, в СССР место находилось всем. Вот куда бы мне сейчас с такими руками? Только попрошайничать. А я стала библиотекарем.

После окончания техникума по распределению Надю направили в Лески Менского района. Возможно, она так и осталась бы там, если бы нелюбовь.

— Ходил ко мне один парень. Такой хороший! — вздыхает Надежда Антоновна. — Но мать отговорила его жениться. Сказала: «Мне в семье калек не нужно». Из-за этого и уехала я оттуда. Поменялась местами с библиотекарем из Максаков — ей тоже из-за личных проблем нужно было выехать из села.

Именно в Максаках Надя и встретила свою судьбу — одногодка Федора Прищепу.
— Сначала все у нас было как у людей. Встречались, поженились, я переехала жить к нему. Возможно, так продолжалось бы и дальше, если бы не свекровь. Жизни с ней не было... Федор стал выпивать, обзывать меня обрубком, поднимать руку, хоть раньше такого не делал. Я даже купила себе дом в Максаках, чтобы жить отдельно. Но муж приходил, каялся, обещал, что такое было в последний раз. Я прощала, а через некоторое время все повторялось.

У Нади и Федора родилось три дочери — Наташа, Галя и Таня. Но даже дети не могли смягчить отношение отца к маме-инвалиду. Когда самой младшей, Тане, исполнился год, терпение Надежды лопнуло — она решилась уйти от мужа и переехала в Вересочь к маме, которая тоже вернулась на свою малую родину из Киенки. Надин дядя был председателем колхоза, он устроил племянницу няней в детский сад, потом забрал кассиром в колхозную контору, а по совместительству еще и секретарем правления.
— Проработала я в конторе 15 лет и вышла на пенсию. Таня тогда еще в школе училась, поэтому денег не хватало. Пришлось идти приемщицей молока, чтобы подработать. В это время к нам наведался Федор. Свекровь умерла, и он очень хотел вернуться в семью. Я была против, но Наташа так просила меня принять папу! Он обещал, что будем «жить так, что все будут завидовать». И я согласилась. Но вскоре об этом пожалела. Все повторилось — Федор пил и бил меня, а потом еще и убеждал всех, что я алкоголичка, сама где-то упала и ушиблась. Чего только в нашей жизни не было! И все не очень хорошее. Радовало лишь одно — подарил он мне дочек, вот за это спасибо!

Собственная жизнь

В марте минуло пять лет, как Федор Прищепа умер, поэтому теперь Надежда Антоновна живет собственной жизнью.
— Жаль, старею... — улыбается она. — Не могу уже все делать, что люблю и умею. Сколько раньше вышивала, а теперь все...

Я сочувственно улыбаюсь, мол, ясно, что такими руками держать иглу непросто.
— Не то зрение уже, — удивляет меня Надежда Антоновна. — А вот вязать или прясть и сейчас еще запросто. Научилась всему еще в детстве, лет в 7. Мама зимой пряла, а мы с братом скубли шерсть. Поотбрасывает она отходы, я подберу, а пока не видит, и себе учусь. Так и с вязанием. Смотрела, как мама вяжет, и запоминала, а потом на обрывочках и сама пробовала.

Недаром Надежда Антоновна — заслуженная мастерица Куликовского района. Кроме рукоделия, имеет и другие таланты.— красиво декламирует стихи (знает наизусть их немало) да еще и поет — в свое время была членом ансамбля «Вересочанка». И сейчас может песню с подругами завести. Или внукам в праздник спеть. Их у Надежды Антоновны шестеро, а еще семеро правнуков. Самый маленький, 7-месячный Богданчик, на Пасху впервые приехал к прабабушке и, дай Бог, не в последний раз.
— Есть для кого жить, есть для кого работать, — улыбается Надежда Антоновна. — Лишь бы не было войны!

Екатерина Дроздова, еженедельник «ГАРТ» №19 (2719)

Хочете отримувати головне в месенджер? Підписуйтеся на наш Telegram.

Добавить в: