Антон Михно: «Она забрала мою энергию, а теперь насмехается»

— Как от нее ушел — из больницы не вылажу. Она забрала мою энергию, а теперь насмехается, — в голосе 75-летнего Антона Михно из Лосевой Слободы Щорского района — отчаяние и беспомощность. Другой бы бежал от такой беды куда глаза глядят, а он... говорит: хочу к ней вернуться.

— Неужели эта женщина так сильно запала в душу? — спрашиваю дедушку.
Он молчит. Вздыхает. Пожимает плечами.
— Трудный вопрос, — говорит наконец. — Одним словом не скажешь.
И рассказывает историю своей беды. С самого начала.
— Родом я с Полтавщини, из Пирятинского района. Сирота с малых лет. Отец погиб на фронте. Мать умерла в последний год войны. Осталось нас пятеро, как пальцев на руке. Самому младшему — полтора года. Мне — 9. Старшая сестра ходила в четвертый класс. Она была у нас за командира.

Жили трудно, но не голодали, потому что мать сохранила корову. Картошка тоже была. Да и из колхоза помогали. А дрова мы сами санками из лесу таскали.
Закончил семь классов. Пошел работать. До армии — разнорабочим, а как отслужил, устроился в Пирятине на мясокомбинат. Там и встретил свою первую жену. Она была разведена. Грешила на плохого мужа. Я верил: в жизни все может случиться, не одна она такая была.
Сошлись, начали жить. Потом она уговорила меня переехать на Черниговщину — там, в Прилукском районе, жила ее родня. Устроились на работу в Линовицкий совхоз — выращивать свеклу. Жили в общежитии. Там и сын родился.
Жили, да не ужились. Загуляла моя половина.

Просыпаюсь как-то среди ночи: ребенок кричит, а ее нет. Приходит после третьих петухов. Спрашиваю, где была, — молчит.
Я тогда стерпел. Думал: может, одумается. Но правду говорят: как родится теленок с лысиной, так с лысиной и умрет. Из-за этого и расстались. Сына она забрала. Где он, как он сейчас — ничего не знаю.
Потом и мне судьба улыбнулась. Попался на моем пути очень хороший человек. Звали ее Валентина Довбыш. Родом она из Лосевой Слободы. Здесь мы в конце концов и поселились. В 1990 году купили дом.

С Валей я только и пожил счастливо: в мире и согласии. Видно, такое только один раз за весь век случается. Как одно мгновение промелькнули наши с нею годы. В 1997-м, 11 сентября, не стало моей Валюши.
До сих пор грущу по ней. А тогда места не находил. Один-одинешенек в доме. Ничего не хотелось. Разве что — следом за ней.
Жил один. Может, потому и болезни обсели. В больницу, спасибо, всегда приходила навещать Валина сестра. Как-то говорит:
— Как тебе дальше одному жить? Может, в примаки?..

И женщину посоветовала из Щорса. Хвалила, что трудолюбивая, приличного поведения. В лесу в грибной-ягодный сезон днюет и ночует. Дети взрослые, живут отдельно.
Я подумал-подумал: что делать? Вернуться домой на Полтавщину? Кто меня там ждет? Кому я нужен?
А вдруг здесь сложится? Может, и правда, родственница дело говорит?
...Познакомились мы в больнице. Она пришла с кумой — будто бы навестить меня. Сидим, разговариваем. И тут она называет свой возраст. Я в панике: младше меня на целых 14 лет!
Она заметила это:
— Не переживай, женщина стареет быстрее. Да и здоровье у меня никакое. Пройдет год-два, будем, как с одного года. Главное же не возраст, а как жить будем.
Искренне так сказала это. Растрогала. Я поверил. Выписался из больницы — и к ней.

Быть нахлебником не привык и не хотел. Забрал семь с половиной тысяч, что насобирал с пенсии, купил стиральную машину, телевизор, поставил спутниковую антенну. Вижу: жилье давно не знает мужской руки. Взялся за ремонт. Утеплил фундамент в доме, а то картошка в подвале (под полом) мерзла. Отремонтировал дом. Старался, чтобы все было толком. Не лукавил.
На огород навозил торфокрошки с болота. Все лишнее выкорчевал. Насадил вишен, винограда, чтобы и нам было, и ее детям и внукам. Разве ж жалко?
Пенсию отдавал ей с самого первого дня. Сказал: ты хозяйка, ты и распоряжайся.
Она и распоряжалась: возьмет 900 гривен, а через четыре дня полтысячи — нет. Куда дела - не говорит. Отмахивается, как от назойливой мухи:
— А ты что думал? Разве не знаешь, какая дороговизна?
Или удивляется:
— Я вообще не понимаю, в чем дело: ты же не сидишь голодный.
Это правда. Голодным я не был. И готовила она вкусно. Но главное не в этом. Я хотел, чтобы все было по-честному, открыто, на доверии. Чтобы она хоть иногда советовалась со мной. Я же ее ни в чем не обманывал.

Так и жили. Когда сильно донимало, заводил свой скутер и ехал домой в Лосевую Слободу. Но долго в пустом доме не выдерживал. Возвращался. Просился. И опять — все по кругу. Как дурачок, три года бегал туда-сюда, — вздыхает. - Чтобы «отрезать себе путь к отступлению», поселил в своем сельском доме внука покойной Валентины с семьей. Отдал молодым землю, написал завещание на имущество.
Но это не помогло: когда обида в очередной раз переполняла душу, он опять убегал в Лосевую. В последний раз — весной прошлого года. Думал: в Щорс уже не вернется. Ездил только за вещами. Но сожительница ничего не отдала. Сказала, что все — ее.
В суд дед Антон не обращался. Говорит: стыдно на старости лет, как-никак восьмой десяток разменял.

В глубине души он даже сочувствует женщине:
— Знаю, что ее раздражает. И делаю уже не так быстро и умело, и на гулянке молчу, потому что плохо слышу — не все разбираю, что говорят.
На вид дедушка еще ничего. По крайней мере, мог бы поставить обидчицу на место. Но не может он — ни кулаком по столу, ни хотя бы крутым словцом. Голубкой ее называет.
— Слабохарактерный я, — жалуется. — Всю жизнь от этого страдаю. Терплю. Переношу в себе. Буду гробить свои нервы.
— Мужчина он работящий, хороший, — говорят об Антоне Михно сельские жители. — Не пьет, не курит.
— С его именем не связаны ни скандалы, ни разборки, — добавляет секретарь сельсовета Мария Победаш. — Живет сейчас в своем доме с семьей внука Валентины. Не приходилось слышать, что его обижают.

От добра, как известно, добра не ищут. Почему же тогда Антон Васильевич так упрямо хочет вернуться к женщине, которая (по его же словам) совсем с ним не считается и относится к нему пренебрежительно? Жаль вложенного труда и потраченных денег? Или, может, это — последняя в его жизни любовь?
— Думаете, если вернетесь, все будет по-другому? — спрашиваю напоследок.
— Будет. Теперь уже точно — ни слова никогда против не скажу. Лишь бы только пустила.

Мария Исаченко, еженедельник «ГАРТ» №2 (2547)

Хочете отримувати головне в месенджер? Підписуйтеся на наш Telegram.