Аисты начали прилетать, когда не стало сына
— Как только потеплеет, так и выглядываю их. Первого апреля целый день ходила по двору. Что-то подсказывало: вот-вот будут. Но уже и сумерки спустились, а гнездо всё пустое и пустое. Я прямо расстроилась. А утром выхожу: прилетели, — делится радостью Анна Железняк из Турьи Сновского района.
Они прилетают уже больше 10 лет — именно столько у Анны Алексеевны нет самого младшего сына. Когда-то слышала от стариков: в тех местах, откуда аисты спешат к своим гнёздам, души умерших обретают счастье. Не иначе, Володя посылает ей вес-точку с птицами: как только увидит их, на сердце становится легче и отступает тоска.
Каждый день выходит взглянуть, как они милуются, суетятся, обустраивают гнездо. Переживает, когда аистята учатся летать. «У них всё точно так, как у людей», — говорит, вспоминая свою жизнь.
В нынешнем сентябре Анне Алексеевне исполнится 93, а память — как в молодости. Называет не только даты рождения своих пяти выживших сестёр и братьев, но и рассказывает в подробностях об их детях и внуках. Окончила всего 6 классов, но по её воспоминаниям можно изучать историю. Не перепутала ни одного события, о которых рассказывала, не забыла ни одного географического названия.
Из-за одного мы с ней даже поспорили.
— В 1934 году мы всей семьёй переехали из Турьи в Рубановку Запорожской области, — вспоминает моя собеседница.
— Херсонской, — поправляю её.
— Нет, не Херсонской, — настаивает.
Смотрю в справочниках. Оказывается, она права. До войны Рубановка на самом деле входила в состав Запорожской области.
— Наши вошли в село осенью 43-го, но фронт стоял недалеко от нас ещё 4 месяца. Селяне (мобилизовали всех — от 18 до 60 лет) носили в мешках снаряды на передовую, так как машины проехать не могли: буксовали в чернозёме. Его совсем расквасили осенние дожди.
Каждому выдавали по два снаряда. И строили по двое. Строй получался длиннющий. Шли в сопровождении наших солдат. Нельзя было отходить в сторону ни на шаг: всюду немецкие мины. Скажут: привал — останавливаемся отдохнуть, путь ведь неблизкий. От села до окопов почти 15 километров.
Снова сверяю с документами. Всё точно. Рубановка была освобождена 31 октября. В течение ноября 1943-го — февраля 1944-го в 10-14 км от села шли ожесточённые бои. Местные жители носили бойцам не только снаряды, но и продовольствие. Живая цепочка растягивалась на несколько километров.
Так же, без ошибок, Анна Алексеевна рассказывает и о других событиях: от восстановления Днепрогэса (работала там в 44-м), освоения целины, где был муж, до афганского конфликта.
— В Афганистане воевал мой средний - Лёня. Он с 54-го. Отслужил в армии и остался на сверхсрочную. Женился, родился сын. Война в Афганистане началась в конце 1979-го. Лёню направили туда в 80-м. Служил два с половиной года. Я провела их с молитвой перед иконами. Бог уберёг моего сына. Был ранен, но выжил. После госпиталя уже не воевал. Сопровождал домой тела погибших, которых привозил «чёрный тюльпан».
Как-то у Лёни вырвалось: «Это намного тяжелее, чем идти в атаку». Я понимаю его, потому что смерть рядом со мной - с детства.
Вспоминает: вскоре после переселения в Запорожскую область от воспаления лёгких умер отец. Мать осталась с 10 детьми. Старшему едва исполнилось 16. Двое младших — от горшка два вершка. Они не перенесли тиф, которым переболела вся семья.
Брат Михаил прослужил в армии только месяц, и началась война.
Прислал из Винницы открытку: «Иду на фронт. Может, больше и не увидимся». Как в воду глядел... Вместо него домой пришла похоронка.
Самый старший (1918 года рождения) брат погиб в 43-м, в 8 километрах от села.
— У Василия были больные ноги. Он получил белый билет. Но всё равно рвался на фронт. Говорил: главное - руки здоровы, есть чем держать винтовку и стрелять во врага. Присоединился к части, которая освобождала Рубановку. Не знаю, успел ли хоть раз выстрелить...
Потом не стало мужа. С ним Анна познакомилась, когда (в 1947-м) приехала в Турью погостить к тёте. Борис Железняк был на 5 лет старше. Через год поженились. Поселились в его доме. Но судьба отмеряла им супружеской жизни совсем немного — всего 12 лет.
— Муж завербовался на целину, чтобы заработать. Не прошло и месяца, как получаю телеграмму: «Боря погиб». Когда, как - спросить не у кого. Решила ехать в Казахстан. Денег нет, дети малые. Вова (он с 59-го) ещё в колыбели. Добрые люди одолжили, сколько надо, мама приехала смотреть за мальчиками...
Нашла я и село, где Борис работал, и его начальника. Он сказал: «Произошёл несчастный случай. Вашего мужа на весовой ударила машина. Насмерть».
В Казахстане его и похоронили. Я вернулась домой сама не своя. Как жить дальше? Как поднимать детей? На них - на всех троих - назначили только 40 рублей пенсии.
Тянулась изо всех сил. Что вырастили, то и к столу. А одежду, обувь брала «на выплату». Подращу телёнка, сдам, рассчитаюсь с долгами — жить опять не на что.
Часто маму вспоминала. Нас у неё осталось 10. А у меня - только трое. «Стыдно жаловаться», - говорила сама себе.
Замуж решила не выходить. Ведь мужчина есть мужчина. Ему чужие дети не болят. А я, бывает, не выдержу, шлёпну какого-нибудь, а потом плачу: жалко, ребёнок без отца растет.
Вырастила, поженила, дождалась внуков. Парни не пошли ни в отца, ни,тем более, в деда. У старших — лишь по одному ребёнку. У покойного Вовы двое: сын и дочь. — вздыхает. — Они жили на Полтавщине. В конце 2006-го сы-приехал ко мне в гости.
Горе случилось 20 декабря. С утра Вова съездил а Щорс (до него — 10 км. — Авт.), поставил велосипед возле поленницы и снова куда-то собирается. Я говорю: «Ты бы хоть пообедал». Он пристально посмотрел на меня, улыбнулся: «Будешь обедать без меня». И ушёл.
Я не обедала. Ждала. Уже и стемнело - Вовы нет. Много раз выходила на улицу—никого. Целую ночь не сомкнула глаз. А утром пришли из сельсовета: «Ваш сын - в морге».
Тело обнаружили на обочине дороги. Машина протянула его метров 13.
Володю (ему было 47) похоронили на местном кладбище. С тех пор вместо него ко двору бабушки спешат аисты.
— Я для себя рядом с Вовой место выбрала. Оградку уже поставили. А хоронить будет старший сын. Гена. Ему 66. Живёт в Ровно. Лёня - в Калининградской области.
Я деньги на похороны давно начала копить. Складывала по гривне. Ведь из доходов - одна только пенсия. Было три с половиной тысячи. Не осталось ни копейки.
Рассказываем прятала деньги на столе под клеёнкой. Сверху ещё и аптечку ставила.
— Как-то хотела разжечь печку, а древа не горят. Пришлось идти в сарай за лучиной. Возврадаюсь, а навстречу - незнакомый мужчина. Говорит: переписываю живность. Я засмеялась: да у меня только собака и три кошки. Ничего плохого не заподозрила. Попросит паспорт — дала.
Только когда он ушёл, заметила, что на кровати и на столе всё перевёрнуто. Я к деньгам — нет Кричала, голосила, да что толку?
Она пыталась снова собрать, но ничего уже не получается. Всё подорожало. А продавать нечего. Ценных вещей у неё только 3 — телевизор, подаренный старшим сыном на 85-летие, и два велосипеда. Тот, на котором покойный Вова последний раз ездил в Щорс, и ее, «дамский», без рамы. Купила его давно, в 70-х, но он и сейчас на ходу. Два года назад (в 90) ещё ездила на нём в магазин. Теперь уже не получается: ноги болят. И зрение уже не то, жалуется, и слух.
Но от огорода до сих пор не отказалась.
— Там и огорода того - три рядка картошки да грядки. Моё дело - выполоть сорняки. Сажать и собирать помогает Гена. Приезжает специально. А пашет трактором и копает сосед — Коля Железняк. С ним мой Вова дружил ещё со школы.
Пока аисты не улетели, сын как будто рядом. Помогает, утешает. Только обнять его нельзя...
Анна Ефименко, "ГАРТ" №16 (2821) от 20 апреля 2017
Хочете отримувати головне в месенджер? Підписуйтеся на наш
Telegram.
Теги: Анна Железняк, с.Турья, Сновский район, Анна Ефименко, "ГАРТ"