Дважды чужие

Большая часть жизни у этих двух мужчин уже позади. По документам они – отец и сын. А в сущности – чужие люди. Даже дважды.

... Пятьдесят с лишним лет назад бездетная пара бывших фронтовиков из Щорса — Максим и Людмила (фамилию не называем по этическим соображениям) — взяла из детдома семимесячного мальчика. При усыновлении дали малышу свою фамилию, поменяли отчество. А имя оставили — Владислав. Чтобы в будущем уберечь сына от возможных потрясений (в таких случаях непременно найдутся любители «открыть ребенку правду о его рождении»), рассказывали всем, что родители мальчика — их фронтовые друзья — погибли в аварии.
Растили Владислава как родного сына.
— Я рос с мачехой. Она меня ненавидела. Не желаю и врагу пройти через такое. Поэтому для Славика не жалел ничего. А моя Людмила пылинки с него сдувала, — вздыхает Максим Гаврилович.

Рассказывает, что до недавнего времени все было, как в большинстве хороших семей, — переживали за оценки сына в школе, ждали его из армии, гуляли свадьбу, радовались внукам.
Но три года назад, когда умерла Людмила, между отцом и сыном стала расти стена. В настоящий момент они практически не общаются.
Максим Гаврилович разменял девятый десяток. Бывают дни, когда из-за слабости не может даже выйти из дому. Сидит одиноко в четырех стенах, разглядывает старые фотографии и плачет. А в памяти всплывают воспоминания о прежней жизни.

... После службы в армии Владислав захотел учиться в Харьковском авиационном институте. Чего греха таить, поступить ему помогли — перестраховались на случай, если не «наберет баллов».
Завезли приличную мебель в общежитие, давали деньги, передавали поездом сумки с Продуктами. О том, что сын через два месяца после поступления перестал ходить на лекции, родители узнали последними — когда получили сообщение из деканата, что Владислава отчислили из института. У жены тогда случился сердечный приступ. Едва спасли.

Учиться сын больше не захотел. Сказал, что женится на девушке, с которой познакомился во время своей недолгой студенческой жизни. Она была родом из Беларуси. Там гуляли свадьбу, там же остались жить. Вскоре у молодых родилась дочка. Все понемногу налаживалось.
Но через семь лет брак распался. Владислав вернулся домой, чтобы начать в Щорсе жизнь «с чистого листа». Устроился токарем. На работе встретил свою вторую жену. Пошел жить к ней. Потом сын с невесткой (не без их с Людмилой помощи) купили дом.
Позже родители оформили на Владислава бессрочную доверенность, которая давала ему право не только эксплуатировать, но и продать их автомобиль: не для себя же его покупали. Тем более что уже был внук.

Вспоминать, как болела жена, Максиму Гавриловичу труднее всего. Беда пришла в 2002-м, когда Людмила упала и сломала тазобедренный сустав. Долгое время была прикована к постели. Тогда же у _ нее обнаружили рак молочной железы. Делать операцию было уже поздно.
Максим Гаврилович тогда был сильнее и моложе. Как мог, он ухаживал за женой. Сын с невесткой, хоть и не так часто, как хотелось бы, но заходили.
Людмила умерла осенью 2008-го на руках у мужа. В доме стало пусто и мрачно — будто кто-то невидимый занавесил окна. Утром Максиму Гавриловичу не хотелось просыпаться. Знал: новый день ничем не порадует. В нем будет только печаль и тоска.
Говорит, что еще какое-то время вел заведенный еще при жене образ жизни. Из пенсии помогал внуку-студенту: оплачивал ему квартиру в Чернигове, давал на гостинцы.

Но с каждым днем одиночество, как ржавчина, все больше разъедало его душу. Признается: очень страдал от того, что рядом — ни одной живой души, что даже слово некому сказать.
Понимал: у сына — своя семья, свои заботы. Но мысль, что он, отец, тоже имеет право на внимание, появлялась все чаще. Из-за этого начали всплывать давние обиды. Когда-то они казались мелкими и быстротечными. Теперь одиночество делало их весомыми и болезненными. И мужчине становилось все труднее сдерживать себя, чтобы не показывать своего недовольства. Иногда оно прорывалось. Сын стал приходить еще реже, хотя и живет с женой через несколько улиц.
— Пока была жива мать, все было нормально, — говорит Владислав. — Теперь мы не можем даже поговорить по-человечески. С его стороны — сплошной негатив. Выслушивать такое трудно даже здоровому человеку. А я инвалид. У меня третья группа. Поэтому и не хожу.
— А у меня — первая, — вздыхает Максим Гавриилович. — Одна радость: на своих ногах. Пока. Потому что кто знает, что завтра будет. Не так давно сломал руку. Ни помыться, ни одеться. Думаете, сын ухаживал? Конечно! Работница из собеса.

Максим Гаврилович предлагал ей переселиться к нему вместе с сыном и мужем. Не согласилась. Сейчас она уже на другой работе, к деду Максиму заходит редко. Присматривает за ним и готовит еду другая соцработница. С сыном они почти не общаются.
А он не представляет, как будет жить дальше. Здоровье никакое. Плохо видит. Говорит: если бы нашелся порядочный человек, который согласился бы ухаживать за ним до смерти, отдал бы ему дом.
В доме до сих пор прописан Владислав и выписываться не собирается. Якобы потому, что жалеет отца. Мол, стоит ему выписаться, сразу же найдутся ловкачи, которые обманут старика, заберут жилье, а его выбросят на улицу, а то и убьют.

Недавно отец обратился к адвокату Щорской юридической консультации Николаю Мотяшу с просьбой подготовить исковое заявление в суд — о снятии сына с регистрации.
— Если мой клиент заключит с кем-то договор на пожизненное содержание, его сын может ничего не унаследовать, — говорит адвокат.
Вряд ли это станет самым печальным финалом этой истории. Самое печальное, видимо, уже произошло.

Мария Исаченко, еженедельник «ГАРТ» №50 (2543)

Хочете отримувати головне в месенджер? Підписуйтеся на наш Telegram.