Ольга Капустян: портрет на фоне телекамеры
Ольга Капустян
Сегодня предлагаем вам, уважаемые читатели, познакомиться с ней поближе.
— Оля, мы с тобой знакомы уже столько лет, что, наверное, можем поговорить без лишних «китайских чайных церемоний»...
— Без чайных так без чайных. Но кофе я тебя все же угощу.
— Кофе «по-армянски»?
— На мою фамилию намекаешь? Так она мне от бывшего мужа досталась. Кстати, в его роду армянских корней нет совершенно. Они были, вроде бы, Капустяны, но жили в Сочи, а там Грузия рядом, Армения. Ну и каким-то образом «трансформировались». А моя девичья фамилия абсолютно украинская — Назаренко. Так о чем будем говорить?
— Для начала скажи-ка мне как телевизионный генеральный директор: ты телевизор, собственно, когда впервые в своей жизни увидела?
— Ой, дай подумать... Знаешь, меня никто никогда об этом не спрашивал, поэтому так с ходу трудно вспомнить... Кажется, это было в Москве, где мамины родители жили. Да, точно! Они жили в центре города, на Таганке, в коммунальной квартире, и там такой старый ламповый телевизор стоял — «КВН». В основном его смотрела моя бабушка, Марья Васильевна. А дедушка, Матвей Павлович, занимался научной работой, ему было не до телевизора. Он был профессором, преподавал в Текстильном институте, по его учебникам учились многие поколения.
— То есть как? Профессор — ив коммуналке?
— Ну вот таким он бессребреником был, очень интеллигентным человеком. А бабушка работала медсестрой. И была очень религиозной. Но в те времена это приходилось скрывать.
— А ты крещеная?
— Я крестилась уже здесь, в Чернигове, когда крестила свою дочку Дашу.
— Как же это бабушка просмотрела твое «атеистическое» детство?
— Мы ведь к ним только в гости приезжали. А жили достаточно далеко от Москвы — в Североморске.
— Ого! И каким ветром тебя аж в Мурманскую область занесло?
— Я там оказалась по очень уважительной причине: я в Северомррске родилась.
— Все интересней и интересней...
— Да, это действительно интересно. Североморск — это военный городок, а мой папа, Иван Гуриевич Назаренко, был офицером-подводником, служил на атомных подводных лодках. Он составлял карты подводных течений, потому что на тот момент в Советском Союзе таких карт вообще не было. Я до сих пор очень люблю Север, люблю море.
— Значит, так и запишем: Ольга Капустян, характер — нордический...
— Во всяком случае, меня все время тянет «в северные широты». Очень люблю путешествовать, хотя в последние годы это удается не так часто, как хотелось бы. Обожаю Скандинавию! Стокгольм — мой любимый город, в котором есть все: старина, современность, море, корабли. Побывала в Копенгагене — влюбилась и в него. Мне очень комфортно в этих северных городах. Во всех остальных — просто интересно.
— А в Чернигове оказалась тоже потому, что это «Северская земля»?
— Нет. Мой папа родом из Бахмача. В 15 лет он оттуда уехал, поступил в Херсонское мореходное училище. Потом началась война, он, пацаном еще, попал в Севастополь и прошел всю войну. Во время Керченской операции их корабль разбомбили, и папа двое суток плыл, держась за какую-то деревяшку...
После войны он закончил Ленинградскую военную академию, служил на Черном море, потом на Севере. Понятно, что под конец службы со здоровьем у него было уже не очень хорошо — война, контузия, плюс подводные атомные лодки с их радиацией. И врачи ему сказали: немедленно уезжать с Севера! Они с мамой посоветовались и решили перебраться в Чернигов, хотя папе обещали через год после демобилизации должность или в Москве, или в Ленинграде, или в Севастополе.
— Представляю, каково тебе было после заснеженных просторов оказаться среди украинского зеленого изобилия!
— Да мы и так ведь каждый год с папой приезжали в Бахмач-2 к его маме — бабушке Ульяне. Для меня это было интересно всегда: хата-мазанка, печка, миска такая с кисляком. Бабушка дает нам с сестрой деревянные ложки, а мы смотрим удивленно — мы ж интеллигентные, мы не привыкли так есть...
Кстати, мой дедушка Гурий стоял у истоков партизанского движения на Черниговщине. Но его выдал полицай, когда он однажды пришел в Бахмач навестить семью. Дедушку сразу же расстреляли. Тетя Нина, папина старшая сестра, рассказывала, как она через колючую проволоку ползла на поле, где лежал дед, чтобы закрыть ему глаза, — боялась, что птицы их выклюют. Потом, лет уже через двадцать, могилу,, куда немцы сбрасывали расстрелянных, раскопали, и бабушка узнала деда по валенкам и кобуре. Его вместе с остальными перезахоронили в братской могиле в центре Бахмача. Такая вот грустная история.
— Ну, не будем о грустном... Я правильно понял, что твоя мама — москвичка?
— Да. У нее такое забавное сочетание имени и отчества: Алиса Матвеевна.
Мама была добрейшим человеком, очень общительной, хорошо знала и любила литературу, музыку, искусство. А с папой познакомилась, когда была на практике в Ленинграде, где папа учился в военной академии. Причем познакомились они в электричке: папа ехал с другом, а мама с подругой. И потом все переженились. После переезда в Чернигов мама работала экономистом на КСК.
— Ты часто вспоминаешь детство?
— Знаешь, не очень. Это ты сейчас меня разговорил, и кое-что стало вспоминаться, а так... Хотя первой моей опубликованной пробой пера был очерк, написанный именно по детским воспоминаниям. О том, как я была маленькой, болела, витаминов же на Севере не было, — и бабушка с дедушкой из Москвы присылали нам посылки с мандаринами, апельсинами. Это была роскошь. А папа постоянно уходил в походы — то на полгода, то на девять месяцев. И я помню, как мой очерк начинался: «Был холодный оранжевый апельсин, а папы не было. Он пришел, когда его никто не ждал, и я его не узнала».
— Классно!
— Вот только не надо мне так грубо льстить! Я училась тогда, кажется, в седьмом классе средней школы № 2, и это была всего-навсего робкая попытка что-то написать. Я отнесла этот очерк в «Гарт»...
— Постой, постой! С этого места, пожалуйста, поподробнее. Ты хочешь сказать, что первая твоя публикация была именно в «Гарте»? Мы, значит, «одногартяне»?
— Ну да. Вообще-то, я занималась музыкой, по классу скрипки, и родители считали, что я буду поступать в музыкальное училище. Но с этим как-то не сложилось... Меня увлекла журналистика, а вот почему... Не знаю. Честно, не знаю. Хорошо помню, как пришла в редакцию, поздоровалась и сказала: «Я хочу быть журналистом!» И девчонки из «Гарта» — Элла Муха и Валентина Будко — дали мне первое задание: написать о клубе юных картингистов. Я его выполнила. Даже в школу тогда не пошла, отпросилась у мамы. Сказала: «Мама, у меня очень важное редакционное задание!» И мама не возразила, за что я ей очень благодарна. А потом уже «Гарт» дал мне рекомендацию для поступления в Московский государственный университет на факультет журналистики.
— Получив в 1980 году диплом, ты вернулась в Чернигов, работала в радиогазете на ЗАЗе. А с телевидением как встретилась?
— Мы вместе с Борисом Иващенко, ныне, к сожалению, покойным, на заводском радио делали массу интересных вещей: литературно-музыкальные композиции, информационные программы, встречи с разными людьми. И когда в Чернигове появилась телестудия, тогда ее называли АТП-5, я взяла интервью у ее первого директора — Александра Николаевича Копыловского. Ну, он меня и заприметил...
— Это намек, товарищ генеральный директор? Учти, «Гарт» я не брошу!
— И не надо. Я, кстати, тоже стала делать какие-то материалы на телевидении, не бросая свою основную работу. И только через некоторое время тогдашний мэр Виталий Анатольевич Косых предложил мне должность главного редактора на телевидении. Я сначала отказалась. А потом проанализировала ситуацию и решила, что это шанс, которым нужно воспользоваться. Ну, вот так...
— Поначалу трудно было?
— Почему — поначалу и почему — было? И сейчас трудно. Папа, кстати, мне тогда не советовал соглашаться. Говорил, что женщине это не нужно. И чем чаще случались в жизни сложные ситуации, тем больше я понимала, как папа был прав. Это очень тяжело. Не в смысле творчества или ответственности, а в смысле каких-то подводных течении, подлости, интриг и так далее.
— Знаешь пословицу про новую метлу? Тебе тоже пришлось «подгонять» коллектив под себя?
— Я «подгоняла» отношения в коллективе. Потому что они тогда были абсолютно дикие. Оператор в выходной день мог взять камеру, послать на три буквы журналиста, которому надо было снимать сюжет, и уйти «халтурить» на свадьбу. Вот с этим мне пришлось бороться, из-за чего у меня и появилось множество недоброжелателей. Но, думаю, мне удалось с этим справиться. Сейчас у нас очень дружный коллектив.
— Недавно из слова «телерадиоагентство» выпало слово «радио». Это надолго?
— Что касается нашего вещания на Первом национальном канале, думаю, это навсегда. Катастрофически падает количество радиоточек, а значит, уменьшается аудитория, Что касается РМ-диапазона, то региональное вещание в Украине оказалось нерентабельным. Помнишь, как красиво, с интересом начинали работать «эфемки» в Чернигове? Но настоящего местного радио так и не получилось.
— А как с властями складываются отношения, если не секрет?
— Понимаешь, на сегодня я могу сказать, что мы единственное коммунальное предприятие городского совета, которому четыре года подряд не увеличивали дотацию на содержание. У нас четыре года — миллион. Миллион алых роз. Предыдущие три года нам этого хватало, потому что был неплохой рекламный рынок, каждый год были выборы, что более существенно. Соответственно, мы росли, увеличивали штат, делали новые программы, сделали интересным эфир. В течение двух лет были первыми в Украине по всем показателям среди почти 400 ТРК коммунальной формы собственности. Но в этом году, естественно, нам нужна была помощь, чтобы мы могли при этом сумасшедшем росте цен сохранить хотя бы то, что у нас есть. А так нам пришлось сократить редакцию радио, несколько должностей, уменьшить зарплаты, сократить объем программ. В условиях жесткой конкуренции этого нельзя делать! Ну, поживем — увидим. Будем ждать следующего года.
— А в остальном, прекрасная маркиза, все хорошо?
— Да как сказать... Знаешь, меня очень пугает то, что происходит повсеместная дебилизация современного телевизионного продукта. И дебилизация аудитории. Эфир заполонили абсолютно тупые ток-шоу, одно хуже другого. Вот это огорчает. Современная журналистика покоится не на трех китах, а на трех «бесах»: бескультурье, беспринципности и безответственности. С профессиональной точки зрения наши СМИ иногда позволяют себе такие вещи, которые абсолютно недопустимы.
— А что бы ты никогда не пропустила на экран?
— Насилия. Это категорически запрещено по всем канонам. И еще стараюсь не давать мнение только одной стороны, что сейчас в журналистике тоже очень часто случается. Ведь вторая сторона также имеет право голоса. А если есть еще и третья сторона? Подавать все точки зрения — это обязательно.
— Кстати, тебе не кажется, что пора переходить к кофе?
— Да он уже остыл совсем!
— Тогда позволь последний вопрос: чем ты занимаешься вне работы?
— Чуть было не сказала: смотрю телевизор... Знаешь, очень люблю встречаться с друзьями. Иногда нянчусь с внуком. Когда-то давным-давно занималась макраме, мне это очень нравилось. У некоторых знакомых до сих пор мои работы есть. Люблю театр, но только хороший, потому что воспитана на лучших московских и ленинградских спектаклях. Стараюсь не пропустить хороших концертов классической музыки — как в нашей филармонии, так и в Киеве. Но время, время, время... Его, увы, на все катастрофически не хватает.
Олег Яновский, еженедельник «ГАРТ» №28 (2521)
Хочете отримувати головне в месенджер? Підписуйтеся на наш
Telegram.