GOROD.cn.ua

Были и небылицы деда-сказочника

Михаил Тимофеевич показывает, как фашист направлял на него винтовку
Иногда, слушая старых людей, диву даешься, откуда у них брались силы, чтобы пережить все неурядицы — революции, голодомор, войны, плен, тюрьмы, издевательства — и не потерять достоинства и самоуважения... Возможно, у них был тот внутренний стержень, который верой зовется? Не знаю. Но осенью прошлого года мне посчастливилось познакомиться именно с таким человеком. Это был 93-летний Михаил Куслий из Галайбино Борзнянского района. Мы приехали в село, чтобы расспросить его о книжке «Дедушкины сказки», которую он в прошлом году издал, а оказалось, что его собственная судьба могла бы стать такой же сказкой, где герои проходят много испытаний и в конце концов находят счастье. Жизнь Михаила Тимофеевича заслуживает того, чтобы о ней рассказать, потому что это типичная трагическая история солдата Великой Отечественной войны. Поэтому мы решили дать этот материал ко Дню защитника Отечества, но, к сожалению, он до этого дня не дожил. Пусть земля ему будет пухом, а наш рассказ — светлой памятью о нем.

Великая Отечественная застала на Румынской границе

Михаил Куслий родился в Красиловке Бахмачско-го района в год, когда страну сотрясали перемены, — летом 1917-го.
— Мой отец не участвовал в революции, — рассказывал Михаил Тимофеевич, — ведь у нашей семьи было 7 гектаров земли, конь, корова, разной птицы без счета. Чтоб хозяйство не развалилось, приходилось много работать, поэтому революция прошла мимо нас, как и Гражданская война, и НЭП. Жизнь моей семьи изменилась только в 1934-м, после того как по Украине прокатился голодомор, во время которого умерли мои родные дед и бабушка. Но как отца ни уговаривали, как ни грозили ему расправой, он так и не вступил в колхоз — запретила мать. После этого нашу семью и другие такие же семьи, как наша, обложили огромными налогами. Надо было платить и за корову, и за коня, и за землю, и за дом. Родители ничего ни нам, ни себе не покупали, чтобы насобирать деньги и отдать государству «долг», но все равно заплатить такой суммы они не могли, потому что налог на дом был больше стоимости самого дома, и это касалось всех обязательных платежей. И Советы вначале забрали скот, потом, когда забирать стало нечего, выгнали нашу семью из дому, и моим родным пришлось скитаться по соседям, а летом ночевать на улице. Я тогда уже был взрослым и учился в педагогическом институте имени Горького в Киеве (сейчас имени Драгоманова). Закончил учебу в 1938 году и получил профессию учителя географии. В день получения диплома мне пришла повестка в армию. После сборов меня отправили на Кубань в Краснодар. Тогда в войсках служили три года. Я пробыл в России два года, а потом нас перебросили в Кировоградскую область. Прослужил я там почти год и уже собирался демобилизоваться, но не судилось. Незадолго до дембеля по радио сообщили, что в стране сложилась угрожающая ситуация. Командиры собрали солдат и дали послушать обращение товарища Сталина. А потом нас отправили на границу с Румынией. Мы прибыли туда ночью 22 июня. Там для меня и началась война.

Михаил Тимофеевич воевал целый год с фашистами, а на следующий год попал в плен.
— Помню тот ужас, продолжал он, — когда мой товарищ, сейчас уже и не вспомню его имени, погиб от нашей пули. Мы атаковали. Немцев падало мало, а наших без счета. И во время этого наступления товарища ранило немецким снарядом в живот. Ранило так, что и внутренности повыпадали. И он умолял меня добить его, чтобы не мучаться. Я не смог этого сделать. Тогда один из наших солдат взял свой автомат и выстрелил раненому в лоб. Потом он еще долго мне снился. А мы после той атаки стали отступать, понемногу выходя из окружения, Николаев, Кремецкое, Новая Каховка, перешли через Днепр, потом был Донбасс, а уже в Харьковской области мы установили линию фронта, поставили пушки и тому подобное, но это нас не спасло. Фашисты подступали. Нам дали приказ идти на Полтаву. Но и здесь немцы были хитрее. Они замкнули круг, подступив из Полтавы, Харькова и Ворошиловграда (в настоящий момент Луганск). Мы решили пробиваться к Донцу. Двое суток не ели, не пили и не спали, шли с боем. Через две линии фашистов прорвались. У самой реки меня и взяли в плен. Как сейчас помню, стояла ночь с 3 на 4 июня 1942 года. Тишина. Я, сидя в окопе, оперся на автомат и придремал. И тут что-то как бабахнет! Открываю глаза — надо мной стоит немец и направляет мне в грудь винтовку. Я хотел схватить ее за ствол, а затем ударить того фрица прикладом. Но подошел еще один немец и тоже направил на меня винтовку. Пришлось сдаться.

В плену

Два месяца гнали наших солдат по Украине, как овец. По нескольку дней фашисты не давали им есть. После пленения Михаил поел только через три дня — в Ворошиловграде. Там на железнодорожной станции стояли мешки с зерном — сколько наберешь, то и твое. И парень понабивал все карманы, какие у него были. Потом разделил все зерно на семь частей и ел по одной ежедневно. Продержался неделю. А затем опять началась фашистская «диета». «Второе кормление» отдавалось болью в руках несколько дней.
— Нас загнали в какую-то военную часть, — продолжал Михаил Тимофеевич. — Немецкий повар наварил баланды из макухи, но она после пяти дней голодовки пахла так вкусно! Пленные подбегали к раздаче и давали у кого что было — котелок, фляжку. У меня не было ничего. Подбежал и думаю: что же делать. Смотрю, а еда такая горяченная. Аж — пар идет! Не знаю, сколько я простоял — 30 секунд или 40, и тут получил такой удар прикладом по спине, что аж в глазах потемнело. Я стащил с головы пилотку, в нее и налили юшку. Отбежал к забору, а жидкость уже просочилась сквозь ткань и течет по пальцам, обжигая их. Стал отхлебывать — все печет: и рот, и горло. А ждать, пока остынет, нет времени — вытечет.

Гнали пленных до самого Берлина. Тех, кто падал от истощения, достреливали. В Германии пришлось нашему земляку выполнять разные сельхозработы под Берлином, после того как англичане разбомбили город, разбирать руины, а когда в столицу вошли наши — добивать фашистов.
— Страшная то была война! — вспоминал Михаил Куслий. — Хоть сказать, что немцы — плохой народ, не могу! Был случай, когда немецкий офицер со словами «Вам нужно выжить любой ценой, потому что дома вас ждут!» отдал свой сахар и хлеб нашим раненым пленным.

«Изменник»

После войны Михаил Тимофеевич некоторое время работал учителем в родной Красиловке, потом — в Плисках Борзнянского района. Но летом 1949 года его арестовали за то, что дал, как решила советская власть, согласие работать на фашистов. В действительности же в 1943 году немцы взяли у всех пленных отпечатки пальцев, переписали их имена и заставили под этим расписаться, чтобы знать, где искать, если кто-то из гастарбайтеров убежит.
Два месяца Михаилу Куслию не давали спать, чтобы подписал те бумаги. А после того как подписал, сказали, что он изменник, и осудили на 25 лет. Чернигов, Харьков, Москва, а затем Казахстан — таким был «тюремный путь» Михаила Куслия. С другими заключенными (среди которых были и женщины) они рыли яму, чтобы построить электростанцию в Джезказгане. 8 кубов каменной породы нужно было выдолбить ежедневно, не успеешь — урезают паек, и без того не слишком сытный, — 600 граммов хлеба и миска жиденького супа. А затем был карцер, потому что, выдалбливая камни, Михаил повредил мышцы и отказался работать. И здесь ему, можно сказать, повезло: начальник второго отряда заключенных понял, если не перевести Михаила на другую работу, он погибнет. Его перевели на столярные работы.

— Столярничать я начинал с азов, — вспоминал Михаил Тимофеевич. — Сначала вытаскивал гвозди, потом строгал доски, а потом и чемоданы научился делать.
Рассказывал Михаил Тимофеевич и о восстании, которое продолжалось 45 дней. Уже после смерти Сталина заключенные даже дыры проделали в заборе высотой 6 метров. Но выбраться на волю через них немногие отважились. Тех, кто осмеливался, — давили танками. Очень много тогда погибло женщин, которые думали, что власть не станет бросать на них тяжелую технику. После того восстания узников стали кормить лучше, иногда даже мясо давали.

Воля

Вернулся Михаил Тимофеевич домой в 1956 году, когда Никита Хрущеви амнистировал большинство заключенных, которых осудили при Сталине. Первая жена, на которой Михаил Куслий женился после войны, уже нашла себе другого.
— Она приходила проситься назад, — вспоминал Михаил Куслий, — ноя ее не принял. Женился на другой — на матери моей ученицы-отличницы Татьяны (я тогда в Галайбино работал, потому что в другие школы меня отказались брать за «измену Родине»). Общих детей у нас нет, но ее дочь мне как родная. Кстати, она меня папой называет!

Работал Михаил Тимофеевич долго, даже после выхода на пенсию. Вел географию и историю. Судимость с него сняли только в 1992 году после распада Советского Союза. А что касается книжки, ради которой мы и приехали к сказочнику, то Михаил Куслий признался, что начал писать ее, когда дочь родила сына. Малыш каждый вечер придумывал нового героя и требовал рассказывать о нем сказки.

Ольга Мусий, еженедельник «ГАРТ» №8 (2501)

Хочете отримувати головне в месенджер? Підписуйтеся на наш Telegram.

Теги: фашисты, война, «ГАРТ», Ольга Мусий