Жительница Черныша рассказала правду о фашистах

Анна Кириенко

На хуторе Лопатин, возле села Тереховка (15 км севернее Чернигова), немцы согнали людей в овин — и подожгли. Много недель после того ветер разносил вокруг черный пепел, а жители соседних сел и хуторов ощущали страшное дыхание пожарища и смерти. За несколько месяцев до этой трагедии, зимой, в селе Яцево (теперь Новоселовка, в пределах Чернигова) также прошла карательная акция: за побег военнопленных из расположенного здесь лагеря местные жители заплатили оккупантам десятками своих жизней. Люди жили в постоянном страхе. Хотя советская армия в 1943-м стремительно приближалась к оккупированной Черниговщине, уверенности в том, что они доживут до освобождения, у крестьян не было. Печальную судьбу уничтоженных сел едва не разделило и село Черныш Черниговского района.

Уже были выкопаны ямы в Сокорках

Старые люди вспоминают, что в Черныше расквартированных немцев не было - только управа, куда время от времени наезжало оккупационное начальство, давало указания и уезжало. Селом управлял староста Николай Яковлевич Садченко, 1889 года рождения. Полицаями в селе служили также местные мужчины. Так до 43-го худо-бедно и дожили. Но вот в воздухе запахло смертью - там и тут фашисты расправлялись с местным населением: страдали не только те, кто был связан с партизанами, но и семьи комсомольцев, учителей, красноармейцев, бывших активных колхозников. За что конкретно пострадали лопатинцы — никто не знает.
—    Особенно   мы   забоялись   после   одного   рассказа, — вспоминает 86-летняя жительница  Черныша Анна Степановна Кириенко. — Одна женщина из Березны (Менский район) поведала о жутком зрелище, которое она наблюдала  в  щель  хлева,   где пряталась: фашисты расстреливали   крестьян   и   бросали мертвых в загодя выкопанную яму, а маленький мальчик хватал ручонками немца и кричал: «Дяденька, не стреляйте!» Так тот палач бросил дитя вместе с мертвыми, и яму быстро закопали...
Чернышевцев охватил ужас, они опасались повторить судьбу соседей-лопатинцев или крестьян из Березны, но не знали, что делать. Да и что можно было поделать на оккупированной врагом территории?
— А в сокорках (место, где росло много тополей) в начале лета уже были зачем-то выкопаны рвы,   — с волнением вспоминает Анна Степановна. — Кто, когда и зачем это сделал — не знаю. Тогда мне было двадцать лет, и родом я не местная: перед войной пришла в Черныш замуж из Бегача, что в Менском районе. Муж мой Иван был активным комсомольцем в колхозе, поэтому сразу ушел на фронт добровольцем, а у меня уже была на руках  маленькая дочка.  Люди все вокруг грустные и хмурые, а свекровь моя все время плачет,  будто что-то знает, но молчит. А потом как-то утром и говорит: «Собирайся, дитя мое (когда умирала, то и тогда так называла меня), и пойдешь в гости к своей матери. Погостишь немного, а там видно будет. Я проведу тебя до Седнева». 

Идем, несем на руках по очереди ребенка и узелок, свекровь грустная и молчаливая. А когда стала со мной прощаться, то не удержалась, заплакала и говорит: «Сегодня ночью может быть смерть. Если наши не нажмут, то 42 двора пойдут в сокорки, и мы в том числе». Не зная, что и думать, я поспешила с ребенком к матери. А на дворе жара, я устала и, не доходя до панского сада под Бегачем, прилегла на траву под деревом отдохнуть, а дочку держу за ручку, чтобы не отошла далеко. Вдруг вижу — по дороге из Бегача в Клочков движется какая-то огромная пылящая толпа. Я притихла и не поднимаюсь, боюсь, чтобы ребенок не закричал.  То отступали немцы на Клочков, потому что там был брод через Снов, и если бы я не прилегла, а с ними встретилась, то неизвестно, что бы и было...

А когда толпа отдалилась и немного стихло, я зашла в панский сад и увидела там много брошенных немцами телег со всяким-разным. Говорят, очень быстро убегали фашисты, потому что нашим подоспела помощь, и они наступали. А Бегач я застала безлюдным, будто все вымерли. Я перепугалась, думала, не дай Бог карательную акцию провели. Но нет, встретила одну бабку, которая мне сказала, что партизаны велели людям убегать из села куда могут, и скот с пастбища вечером они в село не пустят, потому что здесь могут быть серьезные неприятности. И бои таки были: много людей побило, и дома погорели. Мы с мамой ночью прятались в соседском погребе, когда взорвался склад боеприпасов и снаряд попал в родительский дом. Двор разлетелся в клочья. И брат мой на фронте погиб — вот горе-то какое... Однако ж и радость была — в Черныше обошлось без карательной операции, и я засобиралась назад, к свекрови. Когда шла через Седнев, то натерпелась страху — на улицах лежали расстрелянные люди, и никто их не убирал. Это, говорят, немцы перед отступлением засели в окопах и уничтожали всех подряд.

Пусть меня стреляют, но 42 двора на смерть я не подпишу!

— Так сказал моей свекрови, Евлании Севастеевне Кириенко, наш чернышский староста, — продолжает рассказ Анна Степановна. — Они были друзьями с детства, вместе ходили в церковь, поэтому Николай Садченко (по-уличному Гнет) и посоветовал свекрови отправить меня с дочкой к матери, чтобы избежать смертной казни. По его словам, наша семья была первой в списке тех, кого собирались казнить, ведь мой муж, секретарь комсомольской организации, ушел на фронт добровольно.
Можно лишь предполагать, что творилось каждый  день на душе и на сердце у человека, который никому ничего не мог сказать. А от правильности его поведения зависели жизни многих других. Все думали, что староста служит немцам, а он, как мог, избегал подписания документа на смертную казнь односельчан, затягивал время, зная, что наши уже близко. Кто знает, как долго он так ходил на Голгофу, подставляя свою голову и семью под кару вражескую? Когда я вернулась от матери к свекрови в Черныш — угроза минула, но немцы, отступая, забрали с собой наших ребят 1923 года рождения. Исчез и староста. С того времени его никто не видел и ничего о нем не слышал. Тех же, кто служил в полицаях, осудили на малые сроки, они искупили вину и вернулись к семьям, жили и работали в колхозе.

— Когда я узнал об этой истории? — присоединяется к разговору сын Анны Степановны Григорий Иванович Кириенко, бывший пожарный. — Лет девять назад, когда мама об этом рассказала, я не просто заинтересовался — я был поражен. И стал, по мере своих возможностей, собирать информацию. Но насобирал негусто: документов никаких нет, ныне лишь два человека в селе помнят Николая Садченко. Правда, я нашел его младшего сына (от второго брака) Михаила, ездил к нему в Тереховку, беседовал, узнал, что старший сын Филипп (от первого брака, 1913 года рождения) жил в Чернигове, но давно умер. А несколько лет назад и младший сын трагически погиб. По словам покойного Михаила Николаевича Садченко, его отец, Николай Яковлевич, родился в 1889 году. Возможно, был из семьи раскулаченных, перед войной жил в Чернигове, был инженерно-техническим работником на шерстяной фабрике. Значит, имел определенное образование и как раскулаченный (значит, недовольный советской властью) мог вполне подойти для подпольной работы. Ведь теперь известно, что партийные органы, отступая в 1941-м, оставляли своих людей (в частности, таких, которые не могли вызвать подозрений у врага) в тылу. Они устраивались на службу к оккупантам, но связаны были с партизанами.
Честно говоря, мне захотелось как можно больше узнать об этом человеке: кем был, где пропал. Возможно, если бы не он, то много сельчан ушло бы тогда в вечность. В конце концов, почему уважаем героизм лишь на фронтах и в партизанах? А разве не подвигом было ежедневно оберегать людские жизни на протяжении долгого времени? Я не согласен, что сотрудничество с оккупантами приравнивается к измене Родине. В каждом конкретном случае нужно разбираться отдельно. Поэтому я обращался к сельской власти с предложением попробовать отыскать в архивах информацию о тех временах, однако меня там не услышали.

PS. После нашей беседы рассказчица этой истории, Анна Степановна Кириенко, разволновалась и заплакала. Она уже многое не помнит, но есть в ее рассказе и такие детали, которых женщина никогда забудет. Сын успокаивает мать, успокаиваю и я, от души убеждая, что ее рассказ, вне всякого сомнения, ценен для потомков.

Любовь Потапенко, еженедельник «ГАРТ» №38 (2426)

Хочете отримувати головне в месенджер? Підписуйтеся на наш Telegram.