трезветь

прошу любить и жаловать - михаил хазин (текст написан для km.ru)

Вчера была знаменательная дата – 40 лет со дня последнего настоящего американского дефолта. Именно 15 августа 1971 года президент США Ричард Никсон отмерил привязку доллара США к золоту и отказался обменивать доллары на золото, то есть, тем самым, отказавшись от имени США выполнять взятые на себя обязательства.

Та ситуация была очень показательной – поскольку к 70-м годам прошлого века стало понятно, что созданная в 1944 году в рамках Бреттон-Вудских соглашений мировая финансовая система больше не может существовать в прежних рамках. За этим последовали годы тяжелых кризисов, поражение в войне во Вьетнаме, чуть было не последовало поражение в «Холодной» войне (тут американской элите нужно сказать «спасибо» элите СССР, которая отказалась форсировать выигрыш) и, наконец, политик «рейганомики», которая сумела вытащить экономику США из кризиса 70-х, но зато ввергла ее в кризис нынешний. И если просто исходить из аналогии, то только в этом случае нас ждут годы и годы тяжелого кризиса. Но на самом деле простой аналогии мало.

Дело в том, что тогда, в 70-е годы, рухнул только один механизм функционирования финансово-экономической системы, но, теоретически, можно было бы придумать и другие, что собственно, и показали реформы Рейгана. Ресурсы для этого еще были. А вот сегодня ситуация, судя по всему, совсем другая, и ресурсов на развитие больше нет. Соответственно, невозможно будет запустить новую волну роста, какие бы технологии не придумывать.

Я уже много раз объяснял, почему это так, вкратце повторю еще раз. Современная парадигма развития, научно-технический прогресс, построена на постоянном расширении углубления труда. Но, как это понял еще Адам Смит, углубление разделения труда неминуемо требует и расширение рынков сбыта. Соответственно, последние 250 лет мир представлял собой систему конкурирующих между собой и все время расширяющихся «технологических зон». Как только возможность расширения ограничивается – начинается кризис.

Первый – в конце XIX века, который закончился I Мировой войной, затем, после краткой «отдушины» - второй, который закончился II Мировой войной, после которой количество независимых зон сократилось до двух (СССР и США), затем – третий кризис, 70-х годов, по итогам которого должна была умереть одна из двух оставшихся технологических зон. Умер СССР, и США, в последний раз, совершили рывок за счет доставшихся им «в наследство» рынков. Но сегодня начался четвертый кризиса, из которого уже выйти невозможно, поскольку весь мир представляет из себя одну систему разделения труда.

Соответственно, есть два выхода из ситуации. Первый – вернуться назад, откатиться в 70-е, а то и в 50-е годы и попытаться повторить уже один раз пройденный путь на несколько иных технологиях и с учетом уже имеющегося опыта. В конце концов, никто не спорит с тем, что последние пару десятилетий экономическое развитие использовало ресурсы крайне неэффективно, не исключено, что если можно будет повторить опыт, то все пойдет несколько лучше. Правда, этот путь чреват существенным падением уровня жизни в развитых странах, что дело опасное – но тут уж ничем помочь нельзя. И выкручиваться придется по полной программе.

Вариант второй, который, впрочем, не исключает сосуществования с первым – это поиск новой парадигмы развития. Тут уж точно ничего предсказать нельзя и почти наверняка ничего не получится сделать до тех пор, пока не пройдет нынешний кризиса, хотя это и не повод для того, чтобы складывать руки и тупо ждать коллапса мировой экономки. В конце концов, под лежачий камень вода не течет.

Другое дело, что смена парадигмы развития – это большая проблема с точки зрения социально-политической. Дело в том, что вся современная элита создалась и развивалась в рамках совершенствования нынешней финансово-экономической модели, которая, естественно, составная часть НТП. Отказ от НТП (пусть и вынужденный) вызовет у этой элиты острое чувство протеста, поскольку для большей ее части места в новой элите не будет, так уж жизнь устроена. И есть все основания считать, что элита нынешняя приложит много усилий для того, чтобы носители новых парадигмальных идей, в лучшем случае, не имели возможности активно пропагандировать свои мысли. В худшем, естественно, они должны просто исчезнуть.

Все это чревато серьезным социальным расколом, который может привести даже к гражданским войнам. И к этому нужно быть готовым – потому что договориться с элитой о том, что она должна добровольно уступить свое место обычно не получается. Точнее, получилось всего один раз – в позднем СССР, но тут дело в том, что часть советской элиты просто не понимала, что происходит, а часть – точно знала, что она и в новых условиях не пропадет.

Впрочем, я думаю, что такой мирный сценарий, как в основной части СССР (кое-где на окраинах произошла вполне настоящая гражданская война), сегодня уже невозможен, поскольку нельзя повторить уникальный сценарий СССР, связанный с т.н. «застоем», когда из элиты были практически «выбиты» два поколения руководителей, который просто не смогли сделать карьеру, поскольку все места были заняты пенсионерами. Я с этим столкнулся, когда пришел на работу в Министерство экономики, бывший Госплан и обнаружил, что там почти все начальники департаментов возрастом под 60 лет – в 1995 году я, в свои 33 года, стал самым молодым начальником департамента. Сравните с нынешней ситуацией, когда даже министр в 50 лет считается уже ветераном.

В общем, аналогия с 70-ми годам показывает, что даже при самом мягком развитии ситуации нас ждут годы и годы проблем. Особенно с учетом того, что никто эти проблемы всерьез не обсуждает, что хорошо видно, что годовщина дефолта США прошла практически незаметно. И это, с моей точки зрения, самое неприятно, поскольку есть у меня основания считать, что особо мягкого развития ситуации не будет ... (16.08.2011)

на закуску - еще текст одного умного человека.

Ограниченность этики либерализма
(отрывок)
Этика либерализма делает исключительный акцент на универсализации ценностей, максимизации взаимодействия, в большинстве интерпретаций – ни интернационализме и прогрессе. Однако, при строгом проведении эта этика как порождает внутренние конфликты либеральной идеологии, так и вступает в конфликт с общественными потребностями.

Рассмотрим это на примере конкретных сфер. В экономике эти требования порождают требование товарного характера производства и свободы торговли. Логика здесь безупречна. Свобода торговли выгодна обеим сторонам, поскольку прибыль обеспечивается за счет относительного соотношения издержек. Если в России производство 1 компьютера требует в девять раз больше затрат, чем производство нефти, а в США – в три раза, то России выгодно продавать нефть в обмен на компьютеры, даже если абсолютные затраты на ее добычу вдвое больше, чем в США. Ведь в обмен на тонну нефти можно получить втрое больше компьютеров, чем при тех же трудозатратах произвести самим. Очевидно. Выгода делится сторонами в том или ином соотношении.

Однако, обратная картина возникает при переходе к учету отдаленных последствий такой торговли. В силу очевидной выгодности для России неизбежно формирование нефтяной специализации и исчезновение собственного производства компьютеров. В то же время специализация на компьютерах выгоднее, чем на сырье. Эта перспектива закрывается.
Таким образом, либеральная модель торговли однозначно выгодна более развитому партнеру и самоубийственна для менее развитого, отсталость которого она надежно консервирует. Догоняющее развитие может быть обеспечено только при отходе от либеральной модели, при замене стратегии Смита (свободы торговли) стратегией Листа (протекционизмом и “промышленным воспитанием нации”).

Универсализм и максимизация взаимодействия в культурном плане порождают аналогичные явления. Поскольку объем культурных ценностей и влиятельность культур прямо связаны с финансированием (в силу чего достигали наибольшего расцвета у торговых, талассократических наций), то неравномерность развития и преобладание, вообще говоря, над культурами теллурократическими оказывается неизбежным.

Максимизация культурного обмена и свободный доступ к ценностям культуры обусловлен владением языком (коммуникации и культурной символики) нации – носителя культуры. Таким образом, сам доступ становится уделом культурной элиты, которая резко выламывается из контекста национальной культуры, обрекая последнюю на деградацию. При этом деградирующая национальная культура остается единственно доступной для основной массы нации, обрекая ее на деградацию, провинциальность образования и в конечном счете на положение людей второго сорта.
Примеры эллинизации теллурократических цивилизаций Классического Востока, испано-португальской колонизации Америки, англо-голландской колонизации Азии и Африки, варяжско-ингерманландского доминирования в России полностью подтверждает это правило. С другой стороны, стратегия изоляционизма также не спасает от отсталости. Единственный положительный пример – СССР, где поддержание культурной самобытности обеспечивалось наличием “внутренней талассократии” в лице доминантного ингерманландского ареала, впрочем бывшего в перманнетном конфликте с имперской теллурократией.

Но неизбежный отход от изоляционизма приводил ко все большей деградации. Типичным примером может быть история с уничтожением национальной компьютерной школы политикой сознательного копирования американских образцов. Окончательная капитуляция и переход к либеральной парадигме сразу же поместил советское пространство в число стран “третьего мира”, отсталость которых консервируется либерализмом.

Аналогичные явления порождаются этикой либерализма и внутри самих либеральных обществ. Универсализация и максимизация взаимодействия в интересах наиболее адаптивных элементов, консервируя и усугубляя отставание всех прочих. В результате порождается экономическое, социальное и культурное расслоение, которое является препятствием для свободного раскрытия творческого потенциала не только проигравших, но и победителей.

Таким образом, этика классического либерализма находится в глубоком антагонистическом противоречии с принципом прогресса. Социал-демократическая модель, дополняя либерализм механизмами, компенсирующими эти негативные последствия, в то же время вступает в противоречие с базовыми принципами самого либерализма и носит компромиссный характер.

Наконец, универсализм и максимизация взаимодействия в информационном пространстве делает либерализм средством консервации и тормозом прогресса вообще.

Дело в том, что инновативные аргументы (идеи, проекты, предложения) обладают в рамках этой этики равной ценностью с контринновативными аргументами. Поскольку первых всегда неизмеримо меньше, они неизбежно проигрывают в равной конкуренции с массой контринновативных банальностей. Получается, как в известном анекдоте с добавлением к рагу из рябчиков конины в “равной” пропорции: один конь – один рябчик.

Очевидно, носителями прогресса всегда являются инновативные меньшинства, которые в рамках либеральных правил игры неизбежно проигрывают контринновативному большинству. В результате становятся неизбежными нелиберальные формы внедрения инноваций, а либеральное общество всегда стоит перед неизбежностью кризисного, неустойчивого развития.

Система свободных выборов, являющаяся краеугольным камнем либеральной демократии, также действует по принципу “один конь – один рябчик”. Если голос Лёни Голубкова приравнивается к голосу академика, то средним арифметическим по всему электорату неизбежно оказывается очередной Ельцин.

ну и - ролик на сон грядущий: