нашествие

ВНИМАНИЕ! ЗАПРЕДЕЛЬНО МНОГО БУКВ! НЕ СДАВАЙТЕСЬ! НЕ ЧИТАЙТЕ ЭТО!



некий человек по прозвищу куница жил со своими родственниками возле реки.

река текла от полуночи к полудню, поселение находилось на правом берегу, а на левом уходила вдаль великая степь.

от реки лежала дорога к странам восхода.

 

куница был мастер на все руки.

и дерево было послушно ему, и металл, и камни покорно строились в такие стенки и горки, каких он хотел.

но больше всего куница любил глину.

все знал о глине куница!

умел найти лучшую для стройки, и для свистулек, и для горшков с полумисками.

горшки выходили у куницы ладными, а когда ведешь по боку горшковому ладонью - горшок то ли посвистывал, то ли стонал в нетерпении пригодиться.

 

не было в округе дома, в котором не набирали борщ ополовниками куницыными из горшков куницыных в миски куницыны с ложками куницыными.

ведь липовые ложки - вторая важная страсть куницына была.

 

и решил куница, что пора ему ехать с ложками и плошками на восход. жене своей он поручил хозяйство, скот и поле.

сыновьям велел помнить о  его обещаниях, если сам он к сроку не вернется.

взял с собой нескольких подручных, навьючил на лошадей мешки и отправился с попутным караваном.

 

к полудню второго дня достигли попутчики стана в степи.

куница велел развьючить лошадей и дать им отдых на пастбище.

сам же стал торговать с хозяевами стана и проезжими путниками.

 

вечером куницу позвали к костру.

главные хозяева угощали путников горячим питьем и обменивались рассказами.

рассказал и куница о своем поселении, о рыбаках, охотниках и ремесленниках.

кстати у него и горшки в гладкой поливе, и ложки деревянные с собой оказались.

куница рассказывал увлеченно, разок даже скатал шарик из глины, которую колупнул прямо здесь, под ногами, и показал, как из шарика получается миска.

похлопали вежливо по плечу и сказали кунице, что его товар будет иметь спрос в степи.

 

чуть свет люди куницы запрягли лошадей и двинулись дальше.

сердце его пело от радости при виде утренней степи, такой мокрой от росы, такой пригожей, вымытой и сияющей.

желтые, красные, коричневые, жемчужно-розовые переливы ходили волнами по морю высоких трав невозбранно, высоко в хрустальном зените высвистывал свою несложную хвалу вселенской красоте жаворонок, в травах сновали какие-то мелкие зверьки, то ли зайцы, то ли сурки, против ослепительного солнца было не разглядеть.

сердце куницы шептало ему, что он в раю.

его так радовало, что глина и дерево понравились опытным купцам, и даже большую часть товара, что он показывал, тут же купцы приобрели, для себя, не для продажи.

 

эээээээгегегегегеге! - неожиданно для себя прокричал во все горло сдержанный и спокойный обычно куница.

он так любил это утро, эту степь, этих всадников, что неслись навстречу ему и его людям во весь опор.

их тоже было не разглядеть против утреннего солнца, но они казались кунице прекрасными и величественными.

 

что-то коротко свистнуло - и у одного из его подручных, который обычно возил деньги, из глаза выросло странное растение, на короткой стройной ноге, с растрепанным черным цветком наверху.

тут вокруг вовсю засвистело, но стрелы не зацепили куницу.

он почувствовал затылком легкий шлепок раскаленной ладонью - какой странный подзатыльник! - мельнуло в его голове.

 

и все сгинуло.

 

вот так просто и не очень приятно начался дальний поход куницы.

 

все в степи было залито плотным и клейким желтым светом заката, байбаки застыли морковными столбиками.

бешеная скачка привела куницу в себя уже довольно давно, теперь он пытался освободить рот, куда весьма умело была вставлена жесткая рукавица, которую он никак не мог выплюнуть и вынужден был мычать, но этот звук совершенно тонул в топоте копыт лошадей и недовольном гыргатании верблюдов.

 

небольшой отряд достиг края неведомого стана и остановился возле самого большого войлочного шатра.

полог откинулся, оттуда выглянуло юношеское лицо, оглядело прибывших - и юноша скрылся в шатре.

 

затем вышел солидный мужчина в сливового цвета накидке, или плаще.

а может - халате?

куница не знал.

в пути он огляделся и уже знал, что он представляет собой единственный груз этой небольшой - десять конников, двое на верблюдах - группы.

 

дальше начались переговоры, а после - торговля.

языка куница не знал, но как же ему не различить торговлю?

люди на всех языках торгуются совершенно одинаково.

понял куница, что стал он товаром, вроде его мисок, и немного приуныл. правда, ненадолго, долго унывать он не умел, такой характер.

 

наконец сторговались.

хозяин позвякал монетами.

захватчики куницыны заметно расслабились, один даже похлопал куницу по плечу.

и тут куница вспомнил этого человека, ведь вчера, у костра хозяев торгового стана он так же похлопал его по плечу, после показа товара.

 

тут кстати и вытащили изо рта его колючую варежку.

варежкой и оказалась, верблюжьей.

куница еще чуток помычал, восстанавливая речь, потом приосанился и сказал, обращаясь к своим похитителям: ну вы и дураки все же!

что ж вы товар-то мой бросили?

вы хоть понимаете, сколько барыша потеряли?

ой, дураки-дураки!

 

и вид у куницы был самый простодушный и сокрушенный, искренне огорченный глупостью степных воров.

 

он бы долго еще говорил, но хозяину новому прискучил, видно, его язвительный тон.

жахнули по кивку хозяйскому куницу в висок кулаком.

 

... что может быть красивее и волшебнее ночного неба над степью в августе?

в глубоком черном бархате выложены дивные картины и надписи на неведомых языках, они составлены из разноколерных божьих светочей, которые не то что факел или костер - их свет проникает прямо в тающую от восторга душу.

отступают дневные вопросы, вечные сомнения и мысли о том, что же кроется за пределами видимого, все уступает место созерцанию, человек обращается в огромный глаз на громадном сердце.

сладко сладко сладко... отцы, как же сладок мир! 

 

но что увидит человек, если он находится на дне глубокой ямы, а сверху яма накрыта крышкой с двумя дырками для рук?

 

впрочем, иногда куница видел - или ему казалось - как далекие звездочки наклонялись над одной из дырочек и подмигивали ему, погруженному во тьму.

однажды даже сразу две звезды заглянули.

 

днем было светлее, но освещать в яме особо нечего было, поэтому даже тоскливее он себя чувствовал, чем ночью.

один раз в день крышка сдвигалась в сторону, сверху на земляное дно ямы шлепалась лепешка и опускалась на веревке тыковка с водой.

 

и потянулись дни нечеловечьи куницыны... и сколько они тянулись? вначале он пытался считать, делая ряды дырок в стене ямы.

но однажды куница провалялся долго в лихорадке и забытьи, а когда пришел в себя, то сколько ни шарил по стенам, а ямок своих не нашел. приснились они ему, что ли?

не стал он об этом думать.

 

однажды услышал он шум сверху.

шум ратный, железный, нешуточный.

шумело от темна до утра.

потом стихло.

и тихо было долго.

никто не опустил в яму воду и не бросил лепешку.

стал куница умирать.

вспоминал свою жену, сынов, поселение над рекою, быстрой и чистой, на холме, у края леса, перед бескрайней великой степью на противоположном берегу реки.

 

снился ему в его предсмертных снах весенний ледоход, вот он, как и каждый год подряд, снес кладку, и она неторопливо, но безвозвратно уплывала по течению.

потом вода стала разливаться и подниматься все выше... выше... вокруг него порхали сомы, щуки, плотвы, окуни и караси, осетры, стерляди... словно птицы над деревом.

 

он вспомнил, как любил это время в детстве.

паводок уже сходил, оставляя бездну маленьких лужиц и озерец, новых и сиюминутных, которые солнце высушит уже совсем скоро.

они с братцем и хлопцами с его улицы отправлялись промышлять рыбу в этих лужах.

как дивно бывало обнаруживать, как в крошечной лужице с покорным видом замерла, только поигрывая передними плавничками и чмокая жаберными крышками, красавица-стерлядка, которую, кстати, не очень-то и возьмешь, огонь-рыба, неутомимая.

 

но огольцы не играли с рыбами в лыцарский поединок.

у каждого с собой имелась увесистая дубовая колотушка.

один-два удара - и жирная добыча отправлялась в сетку, надежно привязанную к небольшой иве.

 

в полдень, когда каждый из добытчиков начинал уже беспокоиться, донесет ли до дому добычу, они садились обедать, словно взрослые мужики.

с серьезными лицами.

каждый извлекал свой завернутый в тряпицу обед.

почти всегда это были блины с кашей.

удобно.

запивали они еду березовым соком, уже перебродившим, с добавленными кусочками сушеных фруктов, желтоватым, отменно резким, бодрящим.

 

здесь куница застонал, но достаточно невнятно, так как горло его уже опухло от обезвоживания.

сон сбился, куницу вдруг подхватило уже летнее, теплое речное течение, стало поднимать его к свету... к свету.

 

понял куница, что уже он умер и его несет к дальним берегам, где предок стоит одною ногой в лодке на перекате речном.

предок не любезно отнесся к кунице, он схватил его когтистой кистью за плечо и принялся трясти, хрипло выкрикивая некую абракадабру.

 

куница очнулся от резкой боли в плече, от свиста, от ощущения смертельной опасности, и умирать ему перехотелось мгновенно.

он увидел на фоне ясного неба несколько полуфигур - головы и плечи с руками, в которых были луки со стрелами.

полуфигуры радостно гоготали и пускали в куницу стрелу за стрелой.

вот и еще одна оцарапала ему щеку, кровь хлынула черная в полусвете ямы.

в кунице, в его сердце, в его душе проснулось страшное желание жить.

 

и он принялся уворачиваться.

это было похоже на дикий танец, он весь превратился в тончайшее ухо, которое слышало скрип натягиваемой тетивы - и управляло послушным телом так ловко, словно это была верблюжья варежка.

 

куница вился вьюном, в голове пронеслось воспоминание из детства: два огромных ратника ловят его с двумя дубинами, а он, прижимая к груди украденного у них печеного гуся, - уворачивается и уворачивается.

вот они начинают слабеть, падать: тяжелые дубины высосали из них все силы.

наконец куница понимает, все.

и неторопливо удаляется от них, а они даже голову поднять ему вслед не могут.

 

здесь - сложнее, но стрелки мешают друг другу, действуют неслаженно. впрочем, время не было ничем ограничено.

они неминуемо должны были его подстрелить, надеть на стрелу.

и тогда куница решил дорого продать свою жизнь.

они подобрал несколько стрел, определил, не прекращая увертываться, какая самая сбалансированная - и не глядя отправил ее вверх одним особым способом... его он подсмотрел еще в детстве, когда на берегу реки двое чужих устроили драку оружную за девушку.

тогда он и увидел этот захват пальцами и особую технику броска.

 

его бросок достиг цели.

наверху раздался вопль, вниз что-то брызнуло.

на мгновение сверху перестали стрелять.

зачем там злобно и непонятно зарычали - и стрелы посыпались дождем.  а вот теперь мне конец - подумал куница несколько даже вяло, ибо дело и шло к концу.

 

и вдруг наверху раздались крики и отрывистые команды.

стрелы больше не летели.

свистнул аркан - и через мгновение куница валялся на ярком солнышке и жмурился как кот, решивший, что он - крот.

 

когда его глаза попривыкли к свету, он увидел странных воинов, высоких, одетых полностью в черное.

они были повсюду, стан разорили.

главного станового куница увидел неподалеку от его шатра, тот валялся на земле, на нем по-прежнему была эта одежда, вроде халата.

но головы не было.

все головы, похоже, собраны были на свежевкопанные в землю жерди, красовались на верхушках.

 

что ж, покупатели куницы приказали долго жить, теперь следовало найти общий язык с его освободителями.

но все происходившее с ним в яме, стрелы и азарт стрелков, не внушало надежды на особый успех.

 

обидчики куницы оказались недалеко.

это была тройка воинов в черном, суетившаяся вокруг четвертого, у которого из глаза торчала стрела, это была стрела куницы.

прямо над куницей стоял огромный воин, настоящая гора - и пристально смотрел на него.

взгляд воина был совершенно непонятен кунице, то ли прикидывает, на какую ногу наступать, а какую вверх тянуть, то ли гадает, откуда куница родом-приходом.

 

троица отошла от раненого, да , похоже, уже умершего воина.

глаза черных светились злобой и ненавистью.

стрелы уже были наложены, достаточно было лишь одним движением натянуть тетивы - и промахов на таком расстоянии не бывает.

 

но огромный воин буркнул не оборачиваясь - и трое обмякли, убрали луки, взяли своего мертвого товарища и понесли прочь.

 

гляделки с огромным продолжились, но теперь на куницу навалилась усталость и запоздалый страх смерти.

и он потерял сознание.

 

- ну чта? вси хараше? видижи мине? - голос с тягучим и щелкающим призвуком в обычных словах привел куницу в себя, на лицо ему лилась вода, ему поднесли бурдюк - и он жадно напился.

в глазах снова прояснилось.

 

перед ним был лохматый маленький мужичонка, тоже в черном.

он искажал все слова, но и сам понимал их, и произносил все же связные фразы.

довольно быстро куница понял суть.

большому сугудуру понравилась выживаемость куницы.

поэтому у него есть счастливая возможность присоединиться к славному и непобедимому воинству  хумму.

 

все звуки мужичонка выговаривал так, словно у него во рту вертелась крупорушка.

но как куница услышал, так в его голове и отложилось: или он становится воином этого воинства, или его голова пополняет компанию на жердях. куница попробовал объяснить лохматому, что он не воин, но запутался в словах - и махнул рукой, там разберемся.

 

и назавтра с раннего утра начались истинные мучения.

 

утром куница был вышвырнут из шатра, словно нашкодивший пес. нежнорозовое солнце деликатно выскользнуло из-за края степи и тихо стало продвигаться под полупрозрачными облаками вверх.

куницу вздернули на ноги сильной рукой и показали направление.

 

бежать, это он сразу понял.

 

бежать пришлось долго, сугудур скакал рядом верхом на мелкой невзрачной лошаденке, незнам как выдерживавшей его бычью тушу. всадник задавал темп, куница его выдерживал.

потом сугудур отстал, извлек лук - и, к ужасу куницы, в него со свистом понеслись стрелы.

теперь он не только бежал, но и уклонялся от выстрелов сугудура. куница обнаружил, что сил у него прибавилось, он вынужден был двигаться гораздо быстрее.

все же через час, когда это упражнение было завершено, он был в крови. сугудур дал ему отдышаться, смыть кровь в крохотной речушке, до которой они добрались, упражняясь в ловкости.

 

потом громадина потащил куницу на берег, где выхватил изогнутый меч и принялся обрубать ветки на вербе.

вскоре половина дерева таращилась на куницу маленькими обрубками. сугудур пустил стрелу точно в торец одной ветки, затем отдал лук кунице. никакие мычанья гончара не дошли до немногословного воина.

куница кое-как натянул тетиву, пустил стрелу, да мимо.

сугудур как засветил своей камчою кунице вокруг плеча!

да с оттягом!

куница понял, что его хватит лишь на пару промахов, громадина убьет его своей нагайкой.

 

вторую стрелу он целил намного тщательнее.

пыхтел, мерился.

но и эта стрела пролетела сквозь ветки вербы, не зацепив ничего. куница сжался в комочек, ожидая второго ожога.

было тихо, только хрипло дышал громадный воин.

потом он поманил к себе куницу и показал ему два пальца и на колчан, потом добавил третий - и выразительно провел рукой по горлу.

куница пристально посмотрел на него и кивнул.

затем он взял лук и стрелы, а сугудур внезапно ударил его нагайкой.

сила второго удара действительно заставила думать, что следующий будет последним.

 

куница пришел в себя, собрался в комок, тщательно прицелился, остановив дыхание.

но вдруг отбросил лук, а стрелу зажал особым образом между пальцев - а потом метнул прямо в сугудура.

и зажмурился, готовый умереть не сходя с места.

 

в полной тишине куница слышал только суматошное туканье своего сердца.

потом зашуршало, захрипело - и раздался шум мощного падения.

куница открыл глаза - и столкнулся со взглядом сугудура, полным ярости и ненависти.

 

куница содрогнулся, но заметил, что сугудур лежит без движения, выкатив свои черные зенки, а в том месте, где шея великана была вставлена в его объемные мышцы, торчит стрела, и оттуда бьет маленький чермный фонтанчик, который вот-вот опадет... опал.

 

и куница сел на задницу безо всяких сил.

 

впрочем, времени не было.

он не знал, когда собирался прискакать лохматый толмач, а могли и другие захотеть поучиться у великого сугудура, как из ямной крысы делать великого воина.

 

куница потихоньку поднялся, поймал лошадку, обшарил седельные сумки и воздал хвалу предусмотрительности покойного сугудура: его многочисленные сумки, сумочки и сумчонки содержали столько полезностей, что теперь он не боялся никакого долгого пути, ни в какой местности.

 

предстояло еще одно неприятное, но необходимое дело: сугудура необходимо было обыскать и кое-что у него отобрать.

куница мертвых боялся, очень боялся, но сейчас у него не было времени бояться. 

 

обшарив труп, он стал обладателем кожаного мешочка с монетами из тяжелого желтого металла, с квадратными дырками, с летучими ящерицами, ловко выдавленными на них.

еще он нашел два хороших метательных ножа, и неподъемный изогнутый меч, от которого отказался.

 

отказаться пришлось и от громадных, как човны, чуней из лохматой лошадиной шкуры.

выпало ему отправляться в дальний и опасный, теперь он это точно знал, путь к родной реке босиком.

зато голову его защищал войлочный шлем сугудура.

 

куница еще кое-что слышал о нравах степняков, правда, не было уверенности, что эти степняки - настоящие, с теми же традициями?

и все же - стоило попытаться.

куница с превеликим трудом поднял обеими руками меч сугудура - и одним ударом отрубил ему голову.

теперь, если они правильные степняки, то день потратят на очистительные обряды.

 

за ним непременно будет погоня, куница был в этом уверен.

степняки не прощают вероломства, а то, что сделал с сугудуром ямный пленник, иначе, чем вероломство и не истолкуешь.

 

великий воин пощадил ничтожного раба, приблизил к себе, лично взялся учить его воинскому искусству.

сколько поколений мальчиков лежали зимними вечерами в задымленных юртах и горячо мечтали когда-то, за проявленную ими доблесть и бесстрашие, удостоиться этой чести.

а этот подлый и жалкий шакал - вот что учудил.

 

смерть ему, смерть любой ценой!

 

и будут гнать тебя, куница, пока не загонят в какой тупик, возьмут живым, привезут к верховному правителю этого войска - и станут убивать медленно, час за часом, день за днем.

куница слышал о таких случаях, когда казнь длилась месяц.

старые тогда сказали, что дух воина, которого так нещадно уничтожают, может потеряться в мучениях и никогда не добраться до предков на дальних перекатах.

 

этого куница страшился тоже.

но он выбрался из ямы - и теперь не мог позволить себе умереть.

и он повернул в сторону стана, на котором отряд хумму ждал теперь сугудура.

 

вот еще одна услуга, невольно оказанная мертвым сугудуром: он погонял куницу вокруг стана так основательно, что теперь куница прекрасно понимал, где что находится.

поэтому он использовал совершенно незаметную балочку, очень длинную, но мелкую, глубиною в рост его лошадки, прошел балкой, ведя лошадь в поводу, потом привязал ее к крепкому бузковому деревцу.

 

когда он выполз и посмотрел в сторону стана, то испытал удивление и ужас.

 

вся степь, сколько он ее видел, была покрыта шатрами.

вечерело, солнце уже ушло под землю, оставив на том месте, где оно нырнуло, красно-фиолетовый завиток.

сумерки овладели землей, травой, легкий туман скрыл табуны пасущихся лошадок и часть шатров с кострами перед ними.

 

но куница видел, что пришла огромная армия черных захватчиков!

он больше не думал о погоне мстителей за сугудура.

открылась ему великая беда, пришедшая на его землю, пусть она и не дошла еще до его города на холме, до его чистой и быстрой реки, до его жены и сыновей.

 

время прятаться и стараться выжить было позади. пришло время для другого!

 

куница вернулся к лошадке и проверил надежность закрепления седла и уздечки.

одним из ножей он отрезал часть тяжелых седельных сумок.

и вскочил на спину лошадке.

 

о прекрасный черный кубок ночи!

твой бархат полон обаяния древних историй, ведь все герои, совершившие великие подвиги во славу своего народа, все прекрасные девы, которыми гордились народы, породившие их красу, все мудрые и беспощадные правители древности, все мудрейшие предсказатели и колдуны - все они здесь, над нашей головой, расселись гармонично и объединенно.

более не враждуют они между собой, не завидуют и не наносят друг другу смертельных ударов.

они взошли на алтарь истории, их имена принадлежат вечности.

 

разве есть им дело до того, что творится на земле, которую они оставили навсегда?

теперь они выше всех надежд, стремлений, желаний, замыслов, неприятий, сговоров, союзов, противостояний, привязанностей, страстей, страданий, любви.

 

они - недостижимы.

и что им до крохотной точки, искорки, промелька в ночи?

что им его тревога, ярость, страх, отчаяние, жертвенность?

что им до комочка его сжатого в груди сердца, полного отчаянной решимости успеть предупредить своих?

 

кунице отчаянно везло.

несколько раз он на волосок разминулся с разведными сотнями черных воинов.

стрелы снова свистели вокруг него и его лошадки, но предки не дали им попасть в цель - и это добавляло кунице сил, и скорости его лошадке, которая, казалось, была благодарна кунице за то, что тот освободил ее от непомерной тяжести сугудура.

 

и лошадка, и ее всадник слились в единое целое, сжимая ногами потные бока, куница ощущал, как ее сердце бьется в унисон туканью в его висках.

это не был бег, это был полет!

 

и он продолжался три ночи и три дня.

ни единой остановки, ни мгновения передышки.

а на исходе третьего дня произошло сразу два события.

 

куница увидел холм над своею рекою - и хрипло заклекотал что-то пересохшей гортанью.

его лошадка, словно тоже понимая ход событий, упала внезапно и резко, словно расколотый ледяной столб.

куница покатился, скользя по росе.

а когда вскочил и подбежал к лошадке, она уже и глаза под лоб завела. кивнул куница - и побежал сломя голову в сторону холма на горизонте.

 

воины сугудура не налетчики.

эта беда - надолго.

но для начала - предупредить своих и не быть наголову разбитыми в первом же бою.

а там - посмотрим...

 

ноябрь 2009


оставить комментарий