Айдаровка «мама Таня» была ранена, вернулась из плена и снова собирается на войну

«Mамой Таней» 51-летнюю Татьяну Борисенко из Новоселовки Черниговского района прозвали еще на Майдане. Там она была медсестрой. После — отправилась в добровольческий батальон «Айдар». Тоже медиком. Но на Луганщине пришлось взять в руки и автомат. Сейчас «мама Таня» в  Черниговском госпитале, в терапевтическом отделении. Она лечится после возвращения из плена батальона ЛНР «Заря». Пленницей была почти месяц, в возвращение домой уже не верила. 9 октября получила документ, что она участник АТО.

О жизни в плену

— После плена сильно болят почки и позвоночник, — тяжело усаживается на кровати Татьяна Борисенко. — Задержали меня 7 сентября, выпустили 2 октября. Три дня нас сильно лупили в комендатуре. Били по чему угодно, группами. Били даже головой о капот машины. Из 12 пленных я была одна женщина. И одна из «Айдара».

Потом повезло — нас передали батальону ЛНР «Заря». Они не зверствуют. Уже не били. Кормили, как могли: на 12 человек две буханки хлеба и похлебка. Мало, но хоть что-то, чтобы поддержать силы. При этом три дня подряд нас пытались расстрелять чеченцы. Но «Заря» нас защищала.

В плен Татьяна попала, когда пошла за трупами айдаровцев.

— Наши отступали к Счастью, — вспоминает. — Тогда шли сильные бои. Террористы нам не отдавали погибших.

Утром я взяла мешки и пошла за телами.

Прошла шесть километров по их территории («ими» женщина называет сепаратистов. — Авт.). Договорилась забрать в три часа дня. При мне оказалось мало мешков, а ведь погибло около 50 человек из «Айдара». К трем часам пошли за телами уже вдвоем с киевским батюшкой. Он приехал волонтером. Когда шли, танки, БТРы противника чистили «зеленки», добивали солдат. Нас взяли в плен.

Сначала били просто, без цели. А потом выбивали: сколько у нас техники, сколько стоит на блокпостах. Я говорю: «Какая мне техника, если я ходила за трупами? У вас разведки нет? Я вам буду ходить по блокпостам технику считать? Нехер мне делать». Потом мне устроили экзамен как медику. Зашивала руку раненому. Наблюдал за всем их доктор.

В плену мучила неизвестность: нас расстреляют или обменяют. Хотелось; чтобы решилось все одним днем, без мучений. Нам угрожали, что выстрелят в живот, а это мучительная смерть. Начинается перитонит, боли ужасные. Если будут расстреливать, думаешь, хоть бы сразу попали в сердце или голову. Когда объявили перемирие, мы начали надеяться на обмен. А когда возобновились обстрелы, надежда пропала.

Не хватало воды. Ее привозили в канистрах из-под солярки. Желудки у всех болели. Мы просили кипятить воду. Те кипятили, бросали пакетика по три чая, чтобы не просто вода, а еще чем-то пахла.

Сначала нас держали в металлическом гараже. Потом перевезли на какую-то СТО. Там бронированные двери, все в решетках. На улицу выводили два раза в день минут на 30. Туалет на улице. Сигарет не давали. Привезли табак и газеты. Так и курили.

Когда «Russia Today» (российская телекомпания) брала у нас интервью в плену, разговор был с петлей на шее, на нас смотрели автоматы. А нужно было говорить, что все прекрасно, что нас кормят, не обижают. Хотя нас всех трясло.

Об обмене пленными договорились наш комбат Сергей Мельничук и Олег Ляшко. Если бы не они, мы бы не вернулись.

О первом бое

— Он был 17 июня, — вспоминает Татьяна. — Тогда погиб нежинец Сергей Рябуха. Творилось такое! У нас были только автоматы. Была масса раненых и убитых. Васю Камаза сутки не могли забрать с поля боя, его заминировали. Хотя 17 июня уже в 22.00 объявили перемирие. Мы заняли Металлист. Оставалось полтора километра до Луганска. Мы бы его взяли на одной ноге, за два дня. Но перемирие. И мы снова потеряли позиции, отступили до Веселой Горы. Украина перемирия придерживалась, а с другой стороны — огонь. То же самое было после Минских договоренностей.

О ранении

23 июля Татьяна Борисенко попала под минометный обстрел, была ранена.

— Теперь боюсь минометного обстрела. Первой миной меня отбросило метра на три-четыре. Я спряталась. Второй миной ранило. Не соображала, что горячая влага на ноге — это моя кровь. С утра до шести вечера пролежала, присыпанная землей. Потом меня нашли. Лечили в Старобельске (Луганская область), Харькове. В Чернигов приехала грузом 300 уже почти здоровая. Сутки полежала. Вернулась на Луганщину, попала в плен.

О женщинах в «Айдаре»

— В батальоне 17 женщин. Они со всей Украины. C Черниговщины я одна. Была еще Лена из Прилук, но она вернулась домой до того, как я попала в плен. Если нам говорят «женщины», мы кричим: «Мы не женщины. Мы боевые единицы. У нас такие же автоматы, как и у мужчин». Чтобы стрелять из автомата, не надо особого ума. А попадать... Заряди очередь — и попадешь по кому-нибудь.

О передовой врага

— Луганчане чаще всего в тылу. На передовых чеченцы и казаки. Все наемники, зарабатывают деньги. Самое страшное попасть в плен в «Избушку Лешего». Там командир (Алексей Павлов, гражданин Украины, житель Приморска Запорожской области) по кличке Леший занимал когда-то помещение СБУ в Луганске. В «Избушке» сброд. Оттуда наши не возвращаются.

О флаге

— Обидно, когда уничтожают нашу символику. На таможне, когда нас взяли в плен, висел Герб Украины. Его раздолбили. Флаги бросали под ноги. Один я спрятала. С ним я вернулась из плена. На флаге — подписи всех 12 пленных. Он у меня дома. Когда Луганщина станет нашей, верну его на место, повешу на таможню.

О волонтерах

— Они нас спасают. Привозят одежду, обувь, еду. Но для женщины тяжело подобрать гардероб. Я на зиму еще практически раздета. С Майдана остался красный термокостюм и красные сапоги. Но на передовую так не выйдешь — мишень для снайпера. И медикаменты волонтеры привозят. Сейчас холодно — начнется грипп, пневмония.

О 20 миллионах

— Наш комбат Сергей Мельничук говорил, что предлагали 20 миллионов долларов, чтобы сдать Счастье. Но если мы сдадим мост в Счастье, мы потеряем пол-Украины. Мы сказали, что будем стоять до последнего. Подкрепление прет и прет. Добровольцы продолжают идти, они берут оружие и воюют, не дают просто сдать территорию.

О войне

— Война будет еще долго, — уверена «мама Таня». — Год — это минимум. Мы согласны воевать до последнего.

О семье

— Дочка меня поддерживает, но говорит: «Все мамы как мамы, с кастрюлями и сковородками у плиты стоят, а моя в 50 лет с автоматом гоняет!» — смеется «мама Таня».

— Мать свыклась, ведь силой меня удержать невозможно. Только просит звонить. Когда была ранена, три дня вообще ничего не соображала. Контузия, меня бросало от стенки к стенке, как пьяную. Родные ничего не знали. Потом пришла в себя и позвонила, что все нормально, я жива.

Теперь маме говорю: «Я еду назад, домой». А мама мне; «Господи, где ж твой дом? Ты определись». «Город Счастье — вот мой дом», — ответила я.

Мужа у меня нет. Я того алкоголика давно выгнала. Сказала, как отрезала. А там себе и не ищу. Даже если есть какая-то симпатия, отношения лучше не заводить. Ты с ним не будешь в одной группе, мысли будут заняты другим.

О легендах

1. В «Айдаре» нет жителей Донбасса.

— Неправда. В батальоне есть бойцы из Луганска, Донецка, Алчевска. Их и на Майдане было много. Ребята борются за свою землю.

2. «Айдар» «отжимает» (забирает насильно) машины у луганчан.

— У мирных жителей никогда ничего никто не «отжимал». Если брали милицейские помещения, где были террористы и убежали, бросили машины, — да, мы их оставляли себе. Почему их не использовать для защиты своей страны? У террористов «отжимали» танки, БТРы. Чем-то же воевать надо.

3. «Айдар» кишит уголовниками.

— Приезжали ребята с непогашенной легкой судимостью. Комбат просил, чтобы их не сажали. Человек хочет Украину защищать. Пусть приезжает милиция, он отмечается, но воюет. Если ты патриот, неважно: судим ты или нет. Все в жизни ошибаются.

4. Первый раз выстрелить в человека тяжело.

— Даже не задумываешься. Понимаешь: или ты, или тебя. Было такое, что нас троих взяли в окружение около 15 человек. Были я, Филипп Слободенюк и Коля Оса. Так Коля стрелял из подствольного гранатомета, мы с Филиппом Аркадьевичем — из автоматов. И мы противников ранили, прогнали. Видели следы крови, как они оттягивали своих.

5. «Айдар» обижает местных.

- Я лично бабушкам в Счастье относила еду. Они с торбочками стояли голодные в очереди и ждали. Местные нас поддерживают морально. Да, из 100 процентов есть пять ублюдков, которые опозорили батальон. Был случай, когда несколько айдаровцев требовали водку в магазине. На них открыты уголовные дела.

«Справка о маме Тане»

Медик по образованию, работала в Баку. Там вышла замуж за футболиста Юрия Есаулова (защитник «Нефтчи» Баку). В 1991-ом забеременела, как раз в разгар военного конфликта в Карабахе. Муж привез Татьяну к маме в Новоселовку на Черниговщину. Работала на кухне ЧАЭС, кормила строителей 4-го реактора. Закончила медицинские «натовские» курсы и курсы Красного Креста. С 19 января была на Майдане. Прошла улицу Грушевского, Институтскую. Потом уехала в батальон «Айдар».

Мать «мамы Тани» тоже боевая


78-летняя Мария Борисенко, мать Татьяны, отговорить дочь от поездки на Луганщину не может. Говорит, что не докажешь. Таня собралась в Счастье в среду, 29 октября. К ее отъезду мать зарезала утку. Хочет запечь.

— Я, как и дочка, боевая. 25 лет проработала заведующей фермой, там нельзя быть другой, — рассказывает Мария Петровна. — Таню отговаривала ехать еще на Майдан. Но она за 20 минут собралась и чухнула.

Из зоны АТО дочь звонит редко, а у меня бессонные ночи. О том, что Таня в плену, узнала по телевизору. Видела, как она шла договариваться об обмене убитых айдаровцев. Сепаратисты ее отправили обратно за сигаретами и выпивкой. А потом уже показывали ее в плену. Дурная и старая, я решила ехать в Луганск. Говорю: «Возьму палочку, согнусь. Неужели меня будут убивать?». Соседи отговорили. Обратилась к Олегу Ляшко. Передала ему записку с просьбой помочь. Жду-жду, и никаких известий. Снова собираюсь в Луганск. Попросила соседей кормить двух моих козочек и уток. Аж приходят ко мне двое мужчин и женщина от того кандидата. Спрашивают: «Таня вам не звонила?». Я им в ответ: «Дочь в плену». Они: «Ее сегодня освобождают». Как я расплакалась, начала обнимать пришедших. Соседка говорила, что я аж помолодела. Часа через три и дочь перезвонила.

Сидели как-то с ней вечером, она плакала все время. Рассказывала, кто и как погиб. Говорила: «Я там нужна. Поеду, хоть раны перевязывать буду».



Юлия Семенец, Тамара Кравченко, "Весть" №44(616) от 30 октября 2014

Хочете отримувати головне в месенджер? Підписуйтеся на наш Telegram.